Я б пожелал себе терпимей быть, добрей,
чтоб не считать себя инстанцией последней,
чтоб жить по совести, по чести, для людей,
ни похвалы героем быть, ни мерзкой сплетни.
Не принимать признанье, как крутой успех,
не поддаваться лести всуе, простодушно,
а быть соломинкой спасительной для тех,
кто обделён людьми вниманием и дружбой.
За внешней строгостью угрюмого лица,
непроницаемостью маски Люцифера
ранимость чувств во мне безусого юнца,
и звон струны тугой натянутого нерва.
Как нелегко платить за всё своим добром,
коль от добра зело добра никто не ищет,
и с головой, покрытой сверху серебром,
вдруг оказаться неприкаянным и нищим.
Что пожелать себе на склоне судных дней,
не притворяясь в вещей мудрости лукаво?
Что может быть ещё любви моей сильней? -
ни в дни забвенья, ни в минуты громкой славы.
За все грехи, гордыню, ложь меня простить
сумели б только Бог и те, кого люблю я.
А мне б суметь остаток жизни так прожить,
чтоб хор пропел в финале пенья: «Аллилуйя!».