Одна Из Великих Легенд...

Руби Штейн
Шум разбивавшихся солнечных брызг, 
Сверкающих возле меня...               
Старый маяк — охранитель огня —
Взметнувшийся вверх обелиск...

Жителям мест тех... и по сей день...
ЗнакОм перестук... копыт по ночАм...
Даже и днём кое-кто подмечал...
На пляже коня исполинского тень...      
 
Что заставляло коня ураганом
Нестись убелёнными пеной песками,
Молнией быстрой взлетать над волнАми,
Скрываться во тьме океана?...

Ищет ли что-то на гребне волнЫ,
Вдыхает ли тяжкие запахи бездны...
Ярость в зрачках лишь не меркнет, а крепнет,
И стоны всё громче... слышнЫ...

Я расскажу вам легенду такой,
Какой увидал её сам в полудрёме, 
ГлЯдя в огонь и слушая море...
В часы непогоды... ночной...

Это то самое место БретАни,
Которое римляне звали рог Галлии,
Здесь заправляли пиратские кланы
— Разбой был основой существования...

...Но, начиная с V-го века...
Пираты своим признают королём
Юношу с именем кельтским Градлон —
В побоищах всех добивался успеха...

Как-то наживой набега последнего
Который закончился саксов разгромом,
С башню коня он привёз вороного...
И рыжую, необычайную женщину...

Лошадь была замечательной, верной...
Имела особую память на лица...
И на себя позволяла садиться...
Единственно лишь королю с королевой...

Стоит чужому коснуться коня,
Брыкался тотчас он с неистовой силой.
Сажи черней бесподобная грива,
Глазами невольно притягивал взгляд...

Ум в них светился, а из ноздрей...
Казалось, нет-нет... вырывается пламя,
Жаром способное камни расплавить —
Со страхом любой отступал поскорей...

Конь был под стать и самой королеве,
Чьи руки в кольчуге колец — чистый снег...
Локонов буйных диковинный блеск
Усугублялся огнём диадемы...

Волосы златом струились на латы,
Окрашенных небом в полуденный час...
Тускло бледнели они всякий раз,
Когда королева сверкала глазами...

Подвигом или ценой преступления
Досталось сокровище это Градлону?
В русле ином всё пойти по-другому
Могло ли?... Ответа не дали столетия...

То говорят, что была «златовласка»...
Ирландской колдуньей... внушающей ужас,
Ради Градлона... убившая мужа,
Воспетая Сагой земли скандинавской...

Кем ни была бы она...  — всё слова...
Но с нею был счастлив чертовски Градлон...
В море их дочь родилАсь под шум волн...
Внезапно за этим она умерла...

Имя принцессе дать всё же сумела...
Слетело, как шорох волны,... «Даут» с губ...
Чёрную память печальных минут
Король стал вином заглушать, то и дело...

Мог ли забыть он свою королеву?...
Тем временем Даут росла и всё больше
Внешне на мать становилась похожей,
Но кожа её была более белой...

Волосы тоже сочнее намного,
Глаза много ярче, менялись, как море...
Глядя на дочь, забывал король горе,
Унять лишь она могла буйство Градлона...

— «Держишь одна ты меня в этом мире!
О, дочь моего, слаще нету, греха...»
-— Вымолвил как-то... ей глядя в глаза
И волосы гладя её огневые...

Даут в ответ улыбнулась нежданно:
В сердце опасная вкралась мечта...
С лёгкостью сердцем играя отца,
Пленялася Даут одним океаном...

Только завидев вдали его вОды,
Просоленный воздух вдыхала с той жаждой,
Что забываясь, носилась по пляжам,
Горели глаза её и... в непогоду...

Чтобы быть ближе к любимой стихии,
Уговорила отца — тот не спорил...
Город воздвигнуть у самого моря...
В лагуне, возможно, красивейшей в мире...

Город король приказал строить живо...
И к стройке рабы потянулися тОлпами;
Мол перед городом вырос огромный,
Ущерб отвращая гигантских приливов...

В центре огромной, нарытой стены
Проделали шлюз, чтоб во время прилива
Тот пропускал корабли из залива
В спокойную гавань большой глубины...

В гавани рыба ловилась морская,
В придачу ловилась и прочая живность...
А на скале, где туманы клубились,
Вознёсся дворец для отца и для Даут...

Будто бы в небо упёрся кинжал...
Едва в океан солнце шло на ночлег,
Видели многие... в белом, как снег —
Спускается Даут к подножию скал...

Долго плескалась она в дикой бухте,
Сливаясь почти с океанскими волнами...
Даут могла, как сирена, до пОлночи
В объятьях стихии качаться уютно...

После... на пляж выходила нагая,
Садилась расчёсывать рыжие локоны...
Позволив воде целовать только ноги ей,
Необычайную песнь напевала...

«О! Океан, тёмно-синий,
Неси ты меня к своим белым пескам,
В вОлнах своих отнеси, Океан,
Твоя я невеста, отныне...

Мама мне жизнь подарила средь волн...
Раскачивал яро ты люльку со мной,
Сладко шептал, рук коснувшись волной,
Стараясь навеять мне сон...

О! Океан, тёмно-синий,
Неси ты меня к своим белым пескам,
В вОлнах своих отнеси, Океан, 
Твоя я невеста, отныне...

О! Океан, ты играешь судами, 
Сердцами играешь с коварством!
Дай кораблей мне разбитых богатства,
Заполненных золотом и жемчугами...

Дай мне опаловый жемчуг;
Отдай мне сердца всех мужчин,
Помни, любимый, из них ни один
Меня не коснётся — пусть лучше исчезнет!

Разом отдам их тебе со смешком...
Что пожелаешь, сам сделаешь с ними —
С мёртвыми, хочешь, с живыми... 
— Принадлежу лишь тебе целиком!

О! Океан, тёмно-синий,
Неси ты меня к своим белым пескам,
В вОлнах своих отнеси, Океан, 
Твоя я невеста, отныне...»

Даут однажды... пред тЕм как спеть пЕснь...
Пытая судьбу и от страха немея,
Бросила камень... Почти- что по шею
Волною накрыло в безоблачный день...

Город меж тем процветал, стал богатым...
Градлон, с характерным упрямством,
Глубже впадал в бесшабашное пьянство,
А дочь его правила царством и градом...

Правила Даут, как на душу ляжет...
На берег, казалось, несло провидение
Сотни судов... потерпевших крушение,
Богатства, рабы — не исчислить всё даже...

Я и пытаться такое не стану...
Всегда рыбаки шли с отменным уловом,
Благоговели они всем народом
Пред необъятным и злым Океаном...

С полной луной проходил ритуал:
На берег спускалась принцесса... и барды.
Пели одну за одною баллады — 
И каждый певец к Океану взывал...

Шлюз отворялся, время спустя,
И с грохотом вниз устремлялась волна...
Рыбою сеть наполнялась сполна
И локоны Даут бросала гостям...

Взор её дико скользил между скал,
Какими туманился мыслями?
Страх он вселял совершенно немыслимый,
Пока вдруг на ком-нибудь... не застывал...

Сразу тот чувствовал магии веянье...
Казалось, что сердце почти кровоточит...
К Даут влекло с такой силой настойчивой...
Вручалось... с ней ночь провести... приглашение...

О, этот замок, наполненный ужасом!
Снаружи похожий на крепость пиратов,
Страх наводил даже с первого взгляда,
Лишал самых смелых бахвальства и мужества...

Знанье о том, что внутри, было смутным...
Уверенность только: всё связано с адом!
Ведь... ни один возлюбленный Даут
Назад не вернулся оттуда...

Чувство боязни всё время росло...
Видали, как в ночь из дворцовых ворот
Всадника чёрная лошадь несёт,
С мешком, перекинутым через седло...

Бешеной скачкой звенели подковы,
НевИдим конь мчАлся ... к заливу УсОпших.
Сбрасывал всадник во мглу свою ношу...
А Даут уж млела... с возлюбленным новым...

Местом Проклятия стал рыбакам
Дворец и вокруг него вОды глубокие —
Песнь сладострастия, шум дикой оргии —
Само оскорбление тихим волнам...

Слухи в народе ползли, тем не менее,
О том, что творилось в дворце по ночам... 
Счёт рос пропадавшим родным и друзьям...
Назрело в сердцах противление...

Как-то, восставшие толпы под ночь
Дворец окружили с разных сторон...
Кричала толпа: «Выходи-ка Градлон!
Верни нам родных иль отдай свою дочь!...»

ДАут как раз в это время лежала
На ложе из яшмы под красной завесой.
Лень охватила приятно принцессу
Едва страсть достигла желаний накала...

Лютни струны чуть касалась рука...
Другая ласкала пажа, что в смущении...
Замер, как рыцарь, пред ней на коленях —
Смотрел с обожанием, наверняка!

— Знаешь ли, — Даут спросила пажа.
В тебя почему влюблена я?
Искренность людям чуждА, обнимая...
Всем телом от страха  дрожат...

Ты ж безрассуден, такой же как я!
Божественно всё, что меж нами случилось!
Людей презирала, им делала милость,
Лишь ты, бесподобен, — один у меня...

Выслушай, в этом ни капли смешного...
Однажды...  я просто из любопытства,
В прочем, ином — даже не было смысла,
Решила поехать к гробнице святого...

Он, говорили, при жизни был магом*...
Когда я в гробницу вошла, в тот же час...
Сразу светильник мой, вспыхнув, угас,
И юноша... рядом возник с саркофагом...

Не мог своих глаз от меня отвести...
Испуган, лицо цвета мела...
Ближе к нему подойти захотела,
Но он возразил с полпути...

Я испугалась и вышла из мрака...
Снаружи меня ожидал старый бард...
Вместе, вдвоём с ним, вернулись назад,
Зажгла только заново факел...

Там никого не нашли мы, однако...
Мой страх лишь разросся, похоже...
Барда спросила тогда, как он сможет
Истолковать мне значение знака...

Он мне сказал: «Ты когда-нибудь встретишь
Кого-то, кто с этим видением схожий...
Прочь прогони от себя его всё же:
Несчастья тебе он несёт хуже смерти...»

В жизнь воплотилось всё... время спустя...
Когда пред покоем отца, держа факел,
Ты на глаза мне попался, мой ангел —
Без памяти я полюбила тебя!

Да, я люблю! Не гневись же, святой!
Другие мертвы... до единой души...               
Только хочу я одно, чтоб ты жил...
Ничто разлучить нас не в силах с тобой!

Даут руками обвила пажа...
...Прервал поцелуи ужаснейший грохот...
Замок штурмуют отчаянно толпы
И стены из камня дрожат...

— «Слышишь, —– спросил паж, — ты ярости крики?
С тобою желают расправиться тОлпы...
Спрячемся где-нибудь... И переждём мы...»
— «Не выйдет! На башню скорей поднимись-ка...

И расскажи, каков цвет Океана...»
...Вернулся паж вскоре: — «Цвет тёмно-зелёный...
Небо чернО, совершенно бездонно...»
— «Тогда всё отлично, — промолвила Даут...   

— Пусть люди кричат... Лей вина ещё в кубок...»
И вновь отправляет смотреть Океан...
— «Небо бледнеет... не по часам... 
Оттенок у волн уже бурый...

Он закипЕл, в белой пЕне сейчас...
Настойчиво волны взбираются вверх...»
 — Слышит в ответ паж лишь сдавленный смех
И видит блеск бешеных глаз...

Прежнего разом не стало пажа
В объятиях дочки Градлона...
В этот момент так ударили волны —
Казалось, утёс задрожал...

Юноша вздрогнул: «Определённо... пугает сегодня меня Океан! »
Даут, смеясь, в окно бросила кубок,
— «Счастья тебе, Океан, ты супруг мой!
Не бойся его, старика, мальчуган...

Гневом охвачен, бессильный старик
Он бесится... Право, легко успокою...
Мести он станет орудьем, рукою,
Тебя ж не получит, хватило других...

Ты меня жаждешь сильней всего в жизни!
Люблю я тебя, как и ты, бесшабашно!
Ну, поднимись-ка ещё раз на башню 
И вновь расскажи, что оттуда увидишь... » 

Паж возвратился бледней полотна:
— «Чернее смолы Океана просторы...
Грохот стоит, да и волны, как горы,
Подобна снегам... на них пена легла...»

Стали слышнее намного в тот миг...
Оружия лязг и удары камней...
В голос кричали тыщи людей!
— «Смерть Даут!» — Разнёсся вдруг крик...

— «Сами они напросились, поверь! —
Сказала принцесса, — Всё кончится скоро...
Я затоплю весь бунтующий город!»
И вышла с пажом через тайную дверь...

Даут из замка направилась к молу...
Ни волны её не пугали, ни ветер...
Страшным безумием взгляд был отмечен...
— «Живей открой шлюз!» — повелела со злобой...

Шлюз приоткрылся, вода с клокотаньем
Рванула в проход полноводной рекой...
Паж унесён был огромной волной...
Вослед неслись дикие крики отчаянья...

В самое сердце, стихией морскою
Принцесса, казалось, поражена... 
Ужас объял всю... Едва лишь она
Смогла добежать до отцовских покоев...

— «Быстро седлай вороного, Градлон!
Мол сломан... За нами идёт Океан!...»
Сели вдвоём на гиганта коня —
Тот прочь их понёс от безжалостных волн...

Нёсся по гальке, вода — по пятам...
А издали... слышен был вой многотрубный,
Будто мычали стада крупных зубров —
Так, обезумев, ревел Океан...

Волны вдогонку им мчит в темноте...
— «Он догоняет! Спаси же, отец!»
— Даут кричит, обессилев вконец, 
А конь уж летит по бурлящей воде... 

С гОру волна всё ж настигла коня,
Накрыла притом ещё женщину...
Омуты всюду, а волны по-прежнему,
На скалы бросаясь, шумят...

Даут прижалась к отцовской спине...
Вдруг крик раздаётся: — «Спасения ради,
Демона сбрось ты, сидящего сзади!»
Вцепилась в отца только Даут сильней...

— «Я твоя дочь! Плод любви беззаветной!
Твоя плоть от плоти, и матери...
Были всегда мы не в меру удачливы...
Вези! Убежим на край света!»

Видит Градлон... высоко на скале...
Святого возник силуэт бледнолицый...
Даут его посещала гробницу —
Там призрак являлся во мгле...

Голос святого настолько был мощным:
— «Проклятье падёт на тебя, будь уверен!»
Конь же, нестись продолжал, словно ветер,
Уверенный в том, что спастись ещё можно...

...Конь оступился внезапно на камне...
И шерсть поднялась его дыбом,
В свете кровавой луны он увидел...
Ужасную бездну и пламя...

Пасть у неё без конца кровоточила...
— Расплывчатых монстров источник...
Каждый обрёл свой прижизненный облик —
Узнал в них Градлон всех любовников дочери...

То поднимались они вместе с пеной,
Воздев к небесам обвиняюще руки...
Падали в бездну, где страстно и в муках,
Кружили по дну с кровопийцей-сиреной...

В страхе принцесса дрожала всем телом...
— «Спаси меня!» — слышался крик...
В ужасе тот произнёс лишь: «Смотри!»
И Даут в пучину тогда посмотрела...

Руки её опустились без сил,
И рухнула Даут в кошмарную пропасть...
Волны за право схватить поборолись...
И Океан отступил...

Сладко урчал... заглотивши добычу,
Так реки большие, бывает, звучат...
Глухо бубнил, как иной водопад,
А то... затихал безразлично...

Пляж был свободен...
Скачками... достиг конь вершины скалы...
Сник... сам не в силах поднять головы, —
Градлон мертвецу стал подобен...

...Часто потом обращался к святым...
Устав от несчастий, принЯл христианство...
ВОды крещения — всё ж не лекарство,
Навечно печаль была с ним...

Умер когда, верный конь заскучал...
Совсем обезумел от горя...
Путы порвал и копыт жуткий цокот... 
С тех пор здесь звучит по ночам...

Что заставляет коня днём по пляжу
Нестись побелевшим от пены песком,
Скачет на гребнях гигантских он волн
Ничуть не страшится их даже...

Ради чего им вдыхаются запахи
Вод океанских, ущелий меж скал? 
Стонет зачем? Кто бы истину знал?
Но то же, похоже, здесь ищут бродяги...

Ищет он фею свою по сей день,
Средь белых и жёлтых растений подводных,
В бездне, на суше... — вообще, где угодно,
Коня исполинского носится тень...


______________________________________________

*Речь идёт о св. Гвеноле (умер 3 марта 532).
Святой, почитаемый Римско-католической церковью (день памяти — 3 марта). Житие святого Гвеноле является одним из памятников бретонской литературы, написанном на среднебретонском языке.


Иллюстрация: Эварист Виталь Люмине  (13 октября 1821 — 14 мая 1896 года) «Святой Гвеноле приказывает Гладрону бросить дочь в море», 1884 (Музей изящных искусств, Кемпер)