Рань. Очи разлепил,
валяется в углу,
немецкий карабин,
в объедках на полу.
Отметили...башка,
трещит... во рту кисляк,
Дрожащая рука,
рассыпала табак.
Мыкола- полицай,
спит мордой на столе,
В солёных огурцах,
в блевотине своей
Идёт о нём молва,
одна страшней другой.
На пальцах синева,
наколочки блатной.
Зарезал до войны,
кассира на шляху,
Коли б не германы,
"вышак", как на духу.
Встал, опрокинул стул,
добрался до бадьи,
Башкою занырнул,
встряхнулся, закурил.
Из под подушки взял,
и сунул в кобуру,
тяжёлый "парабел".
Пнул мусор на полу.
Прошёл во двор, вдохнул,
осенний холодок,
Дежурного толкнул,
- Спишь!? Сучий огузок!
Бери винтарь, пошли,
проведаем сынка,
Воды ему плесни,
Чтоб не подох... пока
Размазывает сон,
по морде испитой,
- На кухне был рассол,
ну погоди, старшой...
За шиворот схватил,
сграбастал в пятерню,
- Ты мне поговори!
Своей рукой убью!
Нашёлся вам пахан,
на помочах водить!
Проспите партизан!
что дальше, объяснить?!
В сарае полумрак,
сырая пустота.
Под стенкою кругляк,
сбит на манер креста.
На кругляке висит
пацан - пятнадцать лет.
Бедняга так избит -
живого места нет,
И словно бы глумясь,
над верою в Христа,
На шиферных гвоздях,
распяли молодца.
Приказ -отлов связных,
что к партизанам шли,
Вчера опять двоих,
в облаве загребли.
Деваха - самый сок,
хваталась за "наган".
Скрутили. Паренёк,
едва не убежал!
Подранили, так он,
гранату к голове!
Запал его подвёл,
наверно, отсырел.
Ох, вздули сопляка,
отмерили за страх,
А девку "на стакан"
разделали в кустах.
Да только не пришлось
полакомиться всем
Мыкола удавил
на собственной косе
Издохла - ни словца,
и парень молчунок...
Так били, что лица -
как нет - сплошной отёк,
Упрямая "комса"
молчит, хоть волком вой!
Сам выдавил глаза,
и растоптал ногой.
Окурки вся братва,
тушила об него.
Калили шомпола,
ни слова...ничего.
Кровавая слюна
текла по бороде.
Начальник осерчал
- Эй, Крыса, девка где?
Подручный заморгал,
- Ну, так на вечерок,.
Её ты сам вчера,
ребятам приволок.
Мол, завтрева расстрел,
чего терять добро,
Миколушка - пострел
слегка её... того.
- Мясник, собаку съел...
Болваны, как же быть?!,
А немцам на расстрел,
кого мне предъявить?
Вот сделаешь добро!
тебя свои же - раз!
И мордою в говно!
Уйди, собака с глаз.
Подручный улизнул,
со страху сам не свой.
А пленник повернул,
разбитой головой.
А пленник разлепил
сухие струпья губ.
- Таки заговорил? -
начальник тут как тут.
Давай, сучара, пой!,
а то, я не шучу,
И мамку и отца,
я здесь приколочу.
Ты здешний, по всему,
меня не проведёшь!
Куда брели? К кому?
Сейчас достану нож...
Нарежу ремешков...
я кстати, не шутил,
про ваших родаков.
Смеёшься!!! - отскочил.
- Решил убить родных,
- парнишка прошептал,
-Так долго не тяни,
с себя бы начинал.
Не мудрено узнать,
минуло десять лет,
И в гости приезжать,
ты не спешил ко мне.
- Ты не узнал меня,
...закашлялся, обвис,
кровянилась ноздря,
сочилось из глазниц.
- Что мелешь!- от дверей,
наставил пистолет.
- Ты - мой сынок Андрей!?
- Минуло десять лет...
...как бросил ты меня,
и маму в Ровеньках,
На лёгкие хлеба,
подался, вертопрах.
Так мама говорит,-
запнулся, захрипел,
- Фашист её убил...
Старшой оторопел.
-Ты бредишь, губошлёп!
меня не проведёшь!
Как вмажу пулю в лоб!
-Вот в этом ты хорош...
...а я запомнил, да,
пленённый застонал,
И пьяные глаза,
и слюни, и оскал.
Чуть что не по тебе -
- хватался за топор.
Теперь ты на коне, -
вскипела горлом кровь.
И чтобы до конца,
напомнил, - На спине,
Есть метка от кнута,
хотя, тогда, не мне,
а маме повезло,
"Владыку" рассердить,
Я малый, как на зло,
не смог оборонить.
Обвис и замолчал.
Кровь бухала в висках,
Предатель зарычал...
очухался в сенях.
Мыколу-мясника,
пнул от души, в размах,
Пузырь за горло взял
глотал и выл впотьмах...
Прав комсомолец, прав,
всё было у него,
Супруга - кроткий нрав,
работа, дом, дитё.
Но захотелось жить,
фартово на сто лет,
Весёлых баб любить,
вино и марафет.
Связался с блатарём,
по кличке Сатана.
Обрыд родимый дом,
сыночек и жена.
В закопченном депо,
горбатить не с руки,
Прощай, семья и дом,
бывайте, Ровеньки.
Потом удачный "скок"
гуляй, братва, весь день.
А после закуток,
с решёткой, на суде.
Этапы, лагеря,
а на свободе - дым,
И винная струя,
развесистых малин.
На третий день войны,
в обозе войсковом,
Политрука скрутил,
и спрятал за селом.
А немчура пришла,
налил холодный квас.
- Еврей и комиссар,
вот вам, как на заказ.
Майор немецкий, Зайст,
Велел открыть сарай
- О, шшайзе готт... клаза!
ти делать? Отфечай!
Поскрёбся между ног,
скривился и рыгнул,
- Таращился, жидок,
вот я и сковырнул.
Брезгливо отвернув,
холёное лицо,
Майор ему кивнул,
- Ти будешь молодцом.
Моя тепе совет,
полиция служить.
Держи мой пистолет
и юде пристрелить!
Безглазый командир,
в петлицах - кубари.
Руками поводил,
засохшими в крови.
Губами шевельнул,
- Гуляйте до поры...
И к солнцу повернул
две красные дыры.
Палач достал топор,
- Ей богу, послужу.
Его я, герр майор,
по свойски порешу.
Вот так и началась,
карьера палача.
Вот так и понеслась,
рыча и хохоча.
Где бы не проходил -
- кровище и слеза.
Но страшно не любил,
отважные глаза.
Убийца твёрдый взгляд
на дух не выносил.
Выкалывал глаза!
Гасил! Гасил! Гасил!
А после завывал,
немецкий патефон,
Давился и глотал,
вонючий самогон,
Но хмель почти не брал,
и заходили в дверь,
Десятки партизан,
баб, мужиков, детей.
Безглазые! К нему,
Тянули сотни рук!
Проснувшийся, в поту,
он корчился от мук.
Не совести - куда...
такому упырю.
От страха, от суда,
Приговорят, убьют!
И дальше лютовал,
страшнее, чем фашист.
А немец хохотал,
- Ви доктор -окулист.
- Ви отшень ценный кадр,
нам нушен только страх!
Лофите партисан -
- всё будет абгемахт!
И будет... а теперь,
опутала тоска.
Добрался, верь не верь,
до родного сынка.
Дурниною рвалось,
- Какого там сынка!
А красного насквозь,
поганого щенка!
-Молчи!-он сам себе,
вцеплялся под кадык,
- Мыкола! Водки мне!
витал истошный крик.
Валялся по земле,
к сараю подбегал,
Мальчишка на кресте
никак не умирал.
Упрямо бился в сруб,
и падал до земли,
Смех или кашель с губ,
что факелом сожгли.
Наутро разбудив,
народ со смачным "крак",
Ворота завалил
железный "Ганомаг".
Чужая солдатня,
согнала поселян,
Сегодня, страха для,
повесят партизан.
Старшой поднял своих,
прикладом и пинком,
Заставил выносить,
лесину с пареньком.
Полковник Отто Зайст,
шутливо погрозил,
- Ифан, какая страсть?
Что парень натфорил?
Он грозный партисан?
Он фсех убить один?
Предатель бормотал
- Андрейка был мой сын...
- 0-о, поше-поше мой,
полковник прошептал,
Но я скашу, друк мой,
сам бог меня прислал.
Проверить верность тфой,
теперь в послетний рас.
Иди скорей за мной,
Зачем ти вынул глас?
Ти не любить сфой зонн?
настолько, о майн готт,
Гудел со всех сторон,
испуганный народ.
Когда же над толпой
распятие взошло,
Подняв ужасный вой,
упало всё село...
Коленями на снег,
Рыдая и кляня,
И немцев, и всех тех,
кто ихняя родня.
А над толпою рос
покрытый кровью ран,
Растерзанный Христос,
из юных партизан.
Полковник даже взмок
- Ифан, теперь как быть?
Ти свой сынок не мок,
по тихому убить?
Тфой дьявольский утех
для них святой создать!
И мне придётся фсех,
немедля расстрелять!
Теперь ти доказать,
для верность фатерлянд,
Их будешь убивать,
Баб, дети – все потрят!
Команда, и вперёд,
как будто бы во сне.
Является солдат,
с бочонком на спине.
Огонь залопотал,
растёкся по толпе
А партизан кричал,
и бился на кресте...
В упор, взахлёб, в лицо,
детей и стариков,
Залаял пулемёт,
с коленчатым станком.
- Ребяты, не зевай!
старшой своих шпынял.
Работы через край,
чтоб ни один не встал.
Чтоб каждого добить!
Берите топоры,
Патроны не палить,
от дурьей головы!
Стреляли, кто успел,
прицелившись на спор,
Податливо хрустел,
винтовочный затвор.
Затихло...гоготал,
пожар среди домов,
И кто то всё стонал,
из кучи мертвецов.
Ещё не всех нашли,
и шастали вокруг,
Стреляли, били, жгли,
Сжимая страшный круг.
Железный "ханомаг",
ворочался, давил,
Запутался в садах,
заборы повалил.
Парнишка на кресте,
обугленный, слепой,
Уже едва висел,
когда пришёл старшой.
- Кажись готов, Христос!
Осмален, как свинья,-
А сверху донеслось,
...- ты пожалей себя...
Склонился, сколько смог,
жаль - не сорвать руки,
И залепил плевок,
безумные зрачки.
Вопил и хохотал,
метался, как паук,
Вдруг пистолет достал,
и ну палить вокруг!
Немецкий взвод залег,
научены, войска.
А полицаев трёх,
пришил наверняка.
Полковник подскочил,
от ярости трясясь,
И "Вальтер" разрядил ,
в ощеренную пасть.
- Ифан... Скажи, какой,
в тебья вселился бес.
Нам непригоден пёс
сбесившийся вконец.
Всё глупо, всё не так,
в Европе я не знал,
что здесь любой сопляк,
-готовый партизан!
Подал команду - Сбор!,
Полиция - фперёд!
В деревню Красный Бор,
команду поведёт.
А к вечеру пожар,
нажрался и зачах,
Лишь ветер завывал,
в закопченных печах.
В деревне Красный Бор,
всё повторилось в точь,
Расстрелы и погром,
пожар окрасил ночь.
Но хлопцы Ковпака,
явились из глуши,
И взявши языка,
Решили - всех в ножи.
Нож кровную запел,
сон крепок поутру.
А тех, кто уцелел -
повесили в бору.
Полковник Отто Зайст,
и полицай - Мясник,
Качаются, висят,
и кто их различит?
В исподнем не видны
отличия заслуг,
Роднят их только вши -
- и справедливый суд.
28. 03. 2015г.
Пятаченко Александр.