Наташка была лёгкая в общении, гостеприимная, полон дом людей. А что здесь плохого? Бабушка умерла, и Наташке по наследству достался добротный дом с угляркой, баней, стайкой и собакой. Белый кирпичный, он жил своей жизнью. Его окружали деревья, и весной многих сводила с ума белеющая вокруг дома дурманящая сирень. Собака бегала по двору на цепи и обтявкивала всех подряд: войти можно было только по приглашению. Верного, так звали собаку, на тот момент запирали в сарае.
Наташка всегда улыбалась. Легко шла по жизни, порхала. А что ей плакать? Замужем побыла. Муж Валерка, красивый, высокий, работал в шахте, быстро нашёл другую или другая нашла его, неважно. А Наташка и не расстроилась. Идёт по улице, навстречу знакомая:
– Люб, привет! Что сегодня делаешь? Пойдём в кабак? И Танюшку прихвати!
– Ладно, во сколько встречаемся?
– В шесть на остановке.
Встретились. Едут в автобусе. Парни головы сворачивают. Наташка невысокого роста, вся ладненькая, светленькая, глазки сияют голубые. Природная блондинка. Валюшка – среднего роста, шатенка, на щёчках ямочки, ресницы длинные, посмотрит, как рублём одарит. И Любка, на тот момент крашеная блондинка: бровь дугой, глазищи бирюзовые, как море. Одна другой краше. И лет всем за двадцать, и кажутся себе такими взрослыми и умными. Одна – учительница, Наташка – медичка и третья – бухгалтер.
В ресторане перед зеркалом наносят мелкие штрихи. Любке надоело смотреть на них:
– Бурёнки, вы скоро? Хватит чесаться! А то напиться не успеем!
Ресторан – место встречи молодёжи. Зал огромный, шесть рядов, но часто всё бывает занято, и некоторые ребята умудряются вместо стульев притащить ящики из-под пива или газировки, выпросить в буфете по знакомству и присесть на них. Главное – приземлиться. Посередине раздолье: целый ипподром для скачек. И оркестр: молодые, красивые ребята-музыканты. Играют две гитары, саксофон и фортепьяно. Ударник-Женька наяривает на своих барабанах и тарелках подпрыгивая от азарта. Он в центре на заднем плане, но все заглядываются на то, как он играет. Завораживающее зрелище. А вот и она, Муха прилетела! Марь Иванна, в простонародье Муха.
– Ну что, девчонки, по пять рублей?
– Да-да и как всегда бутылку шампанского и по салату.
Девчонки согласно кивают головами. Им приносят заказ, они, в перерыве между танцами, весь вечер будут медленно ковырять вилкой, чтобы тарелка не оказалась пустой, а то всё уберут. Неприлично же сидеть за голым столом.
– Улица-улица, улица родная, Мясоедовская улица моя! Эх, улица-улица...
Ну как тут удержаться? Девчонки выпили, осмелели и пошли вытанцовывать. Валюшка юбку сшила в пол, годе-колокольчик. Как крутанётся – супер! Да и другие фигуры свои выкладывают. Красотища! А народу тьма-тьмущая! Ребята – шахтёры, здоровые, видные. Наверное, зарплату получили – весь зал битком. Самые смелые приглашают на танец.
– Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана,
Вся ты, словно в оковы закована, драгоценная ты моя женщина.
К Валюшке прицепился какой-то блатной кореец по типу лица. Знали его в городе и побаивались. Пришла, трясётся: "Он мне сказал, пойдёшь со мной. Если не пойдёшь, проткну твою печень!"
Пришлось искать каких-то авторитетных знакомых. Больше не подошёл. А было такое, что заказывали такси к чёрному ходу, и Марь Иванна провожала до машины. Страшно, но всё равно ускользали. Любашка вышла и споткнулась о порожек. Захохотали: "Ой, и напиться успели!"
После ресторана частенько в гости к Наташке всей толпой. Весело! Продолжение банкета. Песни, танцы под магнитофон. Однажды за Любкой приударил певец из ресторана, Толик. Все девчонки млели, когда он пел. Люба ему очень понравилась, ухаживал за ней и поехали к Наташке. Пришло время ложиться спать, Люба домой засобиралась, строгих правил была. Толик ушёл в другую комнату, к Наташке, напевая:
– Прощай! Со всех вокзалов поезда уходят в разные края...
А Наташка и рада. Утром расстаются, Толик:
– Ты не грусти, может быть ещё встретимся,
Я от тебя не уйду никуда.
Наташка хохочет. А что ей плакать? Артисты из погорелого театра... Жили девчонки друг от дружки недалеко и по своим домам разбредались. Мамки строгие были, ругались, если что. А Наташке – полная свобода! Замужем была, терять вроде нечего. Никого, ничего не боялась. Непуганая ворона куста не боится. Но беременела. Как кошка. Организм молодой, здоровый, не успеет оглянуться и залетела.
– Наташка, опять тошнила? Рожать что ли собралась?
– Ну прям, кому рожать? Замуж выйду и рожу!
– А что аборт не делаешь?
– Какой аборт? Проскребут. Потом родить не смогу. Я сама себе акушер-гинеколог!
И выращивала Наташка четырёхмесячный животик, пока не становилось заметно. Потом шла в аптеку, покупала сокращающие уколы и ставила поочередно. Она знала, что с чем чередовать и кого с кем. Медичка всё-таки. Всё было легко и просто. А что заморачиваться? Не успеешь оглянуться и жизнь пройдёт. Смеялась и говорила:
"Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!"
Сколько Наташка их родила? Неизвестно. И кое-кто из подружек прознал, обращались, – и такое бывало.
– Наташка, а куда ты детей деваешь?
– Куд-куда. Раскудахтались... Да в огороде закапываю у забора.
– Наташка, а они тебе не снятся, по ночам не приходят?
– Да пошли вы, дуры... Ха-ха...
Ни у одной из подруг детей не было, чувства материнские ещё не проснулись и не осознавали они того, что происходило.
Как-то Наташка всё-таки рассказала:
– Ой, девки, сон приснился. Темень непроглядная, ничего не видно, а я грядки копаю, копаю. И откуда-то из-под земли: "М-а-а-а-м-а, М-а-а-м-а!" Я копаю. Хочу достать того, кто плачет. Яма глубже и глубже. А никого нет, только громкий детский плач: "М-а-а-м-а!" Проснулась, волосы дыбом! Потом уснуть никак не могла.
Разметала судьба подружек по разным городам. Встречались редко. Городок маленький, иногда друг про дружку доходили слухи. Девчонки видные, кто раньше, кто позже, все вышли замуж. Валюшка долго не могла выйти. Потом, перед свадьбой одной из подруг, когда выходили жених с невестой из-за стола, дёрнула за угол скатерти и вслед за ней выскочила. Муж был достойный. Высокий красавец, шахтёр, брюнет с синими глазами. Несколько лет у них не было детей. А потом народилась синеглазая Настя. У Любы тоже был ребёнок. Наташка вышла замуж за молодого, намного моложе её по возрасту, симпатичного парня. Продали дом и уехали в Ленинградскую область. Там и жили. Долго ничего не было слышно о них.
Как-то одна их общая знакомая собралась в поездку в Петербург, узнала Наташин адрес и отправилась. Вернулась с новостями. Встретили её очень хорошо, почти выползая из дома, Наташа и муж. Как говорится: «Не просыхают». Детей нет. Наташа рассказала:
– Я так хотела родить ребёнка и где только ни проверялась! Лечилась в больнице и по бабкам ходила. Врачи говорят, что всё у нас нормально. А детей нет! А я ведь ни одного аборта не сделала!
Так в небольшом городке спивается Наташка, сетуя на жизнь. А что ей остаётся делать? Выпил – и легко, и весело! Но проблема усугубляется. "Чтобы не было мучительно больно." Но больно, очень больно, и нет, кроме выпивки, никакого смысла! И в выпивке смысла нет!
Народная мудрость гласит: "На истоптанной дорожке трава не растёт!" Но откуда знать, у кого она какая, эта дорожка? Гладкой она не бывает, это точно! "Жена спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви, и в святости с целомудрием". Чтобы не настигла кара божья? Страшно! Очень страшно! Вот это он и есть – страх божий?!