С рассветом в хлев и через площадь –
Ель с вековыми валунами.
Вполне Норштейновская лошадь
В тумане выплывет за нами.
Белеет в облачной реке
По пузо в стылом молоке.
И это чудо. Если вкратце.
Ежерассветное, до школы.
А если в хлев до всех пробраться,
На руки взять комочек голый,
То новорожденный свинюшка
Пронзительно визжит на ушко.
Вдруг вопросительно и бодро
Из денников к тебе свисают,
Три любопытнейшие морды
Три челки с карими глазами
И мягко шарят по ладошке,
Собрав губами все до крошки.
Лошадок отпускаем в зиму
По первому снежку валяться.
И радостью необъяснимой
ты сам готов переполняться,
Когда они, метель взметая,
По полю птицами летают.
Холмы, пригорки и поляны,
Ввысь уходящие лесами.
И все пространство без изъяна,
Его как будто написали
Мелком по газовой вуали
И по краям растушевали.
В сетях березовых томиться
Чуть припорошенное солнце
По окнам крутятся синицы,
Дым над трубой уже не вьется
А облаком застыл в сторонке -
Пора перекрывать заслонки.
И угли с треском карамельным
Искрят под ржавой кочергою
Все ярче в песенке метельной
Звучит мотив. И в нем другое,
Рождественское трехголосье
Над крышами метель разносит.
И нарастает, колобродит
И заметает все ступени.
Хрустит снежок и кто-то входит,
Пустив морозный воздух в сени.
И настоящая, сухая
Зима ворвется и стихает.
Я сливки наливаю в кофе
Себе из банки трехлитровой.
И чудится в окошке профиль
На волю вышедшей коровы.
У печки детские ботинки
На рукавичках тают льдинки.