Вдоль дороги, брошенные танки,
В чешуе горелой, чёрно - рыжей.
Развесёлый перебор тальянки,
Май. Победа. Веселись, кто выжил.
Между веток обожжённых клёнов,
серый пепел тяжело клубится,
Белые полотнища с балконов,
Свешивались, как самоубийцы.
Посреди изломанного сквера,
Под частушки, матерки и свисты,
На броне растерзанной «Пантеры»,
Танцевали пьяные танкисты.
Синий спирт хлестали, как водицу,
- Чтоб душа шкворчала! Жги, Серёга!
Бурые, закопченные лица,
Стянутые струпьями ожогов.
Гармонист ворочает мехами,
- Дай, браток! На полную катушку!
Словно он опять за рычагами,
Или на врага наводит пушку!
Красный нос, задорная картошка,
Губы, шрамом вывернуты криво,
Драная, походная гармошка,
Выводила хрипло и визгливо.
Через грудь – верёвка свежей раны,
Места не найти на человеке.
Смеживал мечтательно, дурманно,
Розовые, плёночные веки.
- Наливай! Отвоевались! Живы!
Дома накопилось столько дела!
Музыкант запнулся, зафальшивил.
Как проснулся, глянул ошалело.
Дикими, безумными глазами.
- Что же ты, зараза, травишь душу!
Задыхаясь бранными словами,
Саданул о землю дорогушу.
Побелели пальцы. Мёртвой хваткой.
Впился в обгорелое железо,
Выпятило острые лопатки,
Под дерюгой чёрного комбеза.
За руки товарищи держали,
Утешали, по солдатски, грубо
Только слышно – брякают медали,
И скрипят закушенные зубы.
Лютая, неистовая сила,
Дёргала, корёжила танкиста.
- Сирота, - шепнул штабной водила,
- Всю семью умучили фашисты.
Трое деток, мать, жену – извольте.
От избы – труба да головешки,
А братьёв повыбило на фронте.
Вот такие ягодки-орешки.
- Родненькие… сынка… дочи… дети…
Скрежетал, мотая головою,
- На что мне, на этом, белом свете?
Мужу, папке, воину – герою.
Подносили бедному водицы,
Тарахтел зубами в горло фляги,
- Мало воют фрицевы вдовицы!
Мало, их, собак, мотал на траки!
Извлекая жалобные звуки,
Подцепил гармошку на колени,
Опускал натруженные руки,
Запевал, - Ох, сени мои, сени…
За помин, стакан тягучей водки,
Не своя, в Германии разлита,
Поводил, отчаянно и горько,
Забубённой головою бритой.
Тронулись и мы, пора к востоку.
Каменели судорогой глотки,
Затихая, слышался далёкий,
Перебор гармоники-сиротки.
Сколько их, скитается по миру,
Горемык, судьбою обделённых.
Свесили немецкие квартиры,
Белые, бессильные знамёна.
Пятаченко Александр. 15. 08. 2017г.