Посвящается подольским курсантам.
Холмы – как пробитые шлемы,
Штыки почернелых берёз,
ноябрь, Москва, сорок первый.
Горбатый, нетронутый мост.
Сгорела избушка путейца,
Траншеи нещадно бомбят,
Но мост, господа европейцы,
Хотят приберечь для себя.
Привыкли кататься с комфортом,
Лелеять победный угар.
Пробитый кожух пулемёта,
Свистит, как из чайника, пар.
Но чужемундирные трупы,
Усеяли скат высоты.
Упрямо шевелятся губы,
- Носил я Танюше цветы.
- Танюша, Татьяна, отрада…-
Простой, довоенный куплет.
Гвоздят артиллерией, гады,
Ни спасу, ни роздыху нет.
Оглохли – друг друга не слышим,
Снаряды стригут высоту,
Колотят в бетонную крышу,
Грызут броневую плиту.
- Танюша меня провожала,
Громить ненавистных врагов,-
Отрядный хрипит запевала,
Из кокона бурых бинтов.
Приземистые самоходки,
Нахально долбили, в упор.
От стен отлетали осколки,
Кромсали - куда твой топор.
Сдаваться?! В немецкую милость?
А после – юлить на пупе?
Извилины трещин змеились,
В бетонной, сырой скорлупе.
Соседи на северном склоне -
Бензиновый, жаркий костёр.
Сапёры взорвали заслоны,
Плевок огнемёта – и всё.
Держали, согласно приказа,
Участок дороги полдня.
Прощаясь, кричали по связи,
Сквозь гул и сипенье огня.
Отплюнулся красно-солёным
Последний снаряд – и привет.
Достал командир отделённый,
Потёртый, почтовый конверт.
У девушки на фотоснимке,
Костюм на испанский манер…
В одной амбразуре - «Максимка»,
В другую - глядит ПТР.*
Не взять из него самоходки,
Патроны сожгли второпях,
Елозил ногами в обмотках,
Боец-бронебойщик, казах.
Пузырился кровью из глотки,
Всё силился, что то сказать…
Накрыли прожжённой пилоткой,
Раскосые, злые глаза.
Железо порвалось картонно,
Ружьё завернуло крюком!
Обрушилась глыба бетона,
Открыла щербатый пролом.
Наводчику вырвал колено,
Двум раненым - по головам!
Шарахался, с воем, о стену,
Свирепый, железный болван!
Калеча, дробя и кромсая,
Скатился по лестнице, вниз.
Остался шипеть, остывая,
В крови, среди стреляных гильз.
Визжат истеричные мины,
Кипит пулемётная злость.
Обтерханный стволик рябины,
Качал почернелую гроздь.
По снегу с подтёками крови,
Хрипя, поминаю родню,
Последний, израненный воин,
С гранатой пошёл на броню.
В неравном, свирепом таране!
Горит наползающий танк.
И не было девушки Тани,
И солнце упало во мрак.
Багряное небо обрушив,
Броню прожигая насквозь,
Свирепо сыграли «катюши» ,
Рванули БТ-шки на мост.
Озноб штыкового удара,
Короткий, свирепый наскок.
Пехота снежком оттирала,
Заляпанный кровью сапог.
Чадящий утюг самоходки,
И словно в горячечном сне,
Убитый, в суконной пилотке,
Скворчал на покатой броне.
Спеша, по колено в сугробах,
Где кровь? Или дышится пар?
Бойцы ковырялись в окопах
Качал головой санитар.
Глазела стрелковая рота,
Сквозь дым и горелую вонь…
Внутри размозжённого дота,
Лизался и чавкал огонь.
- Сыночки! Сдержали! Сумели,
Смогли переправу спасти!-
Полковник стоял на коленях,
В кровавой, холодной грязи.
Кузьмы… отделённого… сына.
Притиснул горелый планшет.
Ожогом пылает рябина.
Сквозь белый, морозный рассвет.
19. 10. 2017г.
Пятаченко Александр.