( Из документальных записей главного обвинителя от Советского Союза на Нюренбергском процессе, Руденко Романа Андреевича. )
ОЛЯ МОНАСТЫРУК, 12 ЛЕТ, ПОЛТАВА. (Саласпилс),
...Надя, Валя, ещё двое,
мальчик, Ковалёв,
жалко, имени не помню,
нас вели на кровь.
Лагерь с госпиталем рядом
немец-конвоир,
иногда толкал прикладом,
но почти не бил.
Был он старый и плешивый,
злился и потел,
Вечно напевал фальшиво,
про Лили Марлен.
Оставался у порога,
карабин меж ног,
и дремал, а нам дорога,
в Lattenzauns Block *
Гулкий короб из бетона,
в три ряда столы,
двадцать хлопцев и девчонок,
мертвенно - белы.
Деловито санитары,
сборщики смертей,
Лёгкий трупик поднимали,
и несли за дверь.
Много брали? Я не знаю...
жёлчи полон рот,
Их врачиха, фрау Клара,
на меня орёт.
Не могу сама с лежанки,
встать, не чую ног,
за окном проходят танки,
Немец за порог.
Вытащил меня и бросил,
лавка у стены.
Мимо раненных заносят,
все обожжены.
Хорошо, я вся рябая,
фриц, брезгливый гад,
а с Валюши кожу сняли,
для своих солдат.
Ковалёв сопротивлялся,
(с нами первый раз).
Фрау Клара постаралась,
выдавила глаз.
Всю до капли приказала...
кровь забрать... его.
я сознание теряла,
дальше - ничего.
Как очухалась в ревире,
как ползла на блок.
Позже нас освободили.
Можно сахарок.
* по русски - блок забора( в смысле, забора крови).
КАТЯ ПРОТАСОВА 13 ЛЕТ, РОСТОВ. (фольварк Кайзердорф)
ГАДЮКА
Казалось, только смежил глаза,
четыре утра, вставай,
хозяйка работниц будит сама,
не нужен ей полицай.
Гадюка, завитая в бигуди,
костлява,тоща, как плеть,
В глаза её белые не гляди,
добудешь верную смерть.
Затянута в кожу и кружева,
неполные тридцать лет,
Молить бесполезно - душа мертва,
души там в помине нет.
Чуть-чуть зазеваешься- и сейчас,
нависла, застила свет,
Три "П" - наготове всегда для нас,
пёс, плётка и пистолет.
Алёне прострелит ногу, смеясь,
Иванку выпорет в кровь.
Хмельная от власти цедила, - Грязь!
вы грязь под моей ногой.
Повесила Машу, подругу мою,
и не дала хоронить.
За что? Она, загоняя свинью,
посмела хавронью бить.
Однажды сорвались двое девчат,
бежать... настигли за час.
Гадюка на псарню приволокла,
проверить команду "фасс".
Неделю в вольерах трепали псы,
останки наших подруг,
Дрались и грызлись, уткнув носы,
в раздутый, вонючий труп.
Гражина, полечка из Мостка,
смогла припрятать кольцо.
Гадюка набрала ковш кипятка,
и вылила ей в лицо.
Кормила? Отбросами из корыт,
остатками от свиней,
Всегда полицай за спиной торчит,
баланда - две плошки в день.
Гадюка всего запасала впрок,
имелась тюрьма и склад.
Бывало, прикажет запрячь в возок
десяток-другой девчат.
На складе развешанный на крюках,
особый товар готов,
Из лучшей кожи, сверкает лак,
на упряжи для рабов.
Бежишь, как лошадь, во рту-мундштук,
удила терзают рот,
По спинам нашим гуляет кнут,
хозяйка темп задаёт.
Давно позабыт поимённый счёт,
счёт загнанным "лошадям",
Кому "парабеллум" сунула в рот.
Такая была мадам.
Товарищи, милые, плохо мне,
нет, лучше воды, не чай.
Ведь по её приказу ремней,
нарезал мне полицай.
Приложено фото. Спина, врачи,
шесть ровных, чёрных полос.
Надорванный, в сторону клок торчит.
И в горле выдох замёрз.
АНДРЕЙ САЕНКО 14 ЛЕТ ДНЕПРОПЕТРОВСК.
МИШКА.
Мы к тётке пошли в Славянку,
я, мамка, Мишук- браток,
Дорогу забили танки,
машины, сплошной поток.
Из кузова немцы тычут,
в нас пальцами и стволом,
Гармошкой губной пиличат,
орут, то "капут", то "комм".
Качаются на ухабах,
поют - не в склад и не в лад,
Один - особый похабник,
показывал голый зад.
Сгоняет народ с обочин,
трескучий мотоциклет,
Подсвинок в нём приторочен,
пылище курится вслед.
Колонны внезапно встали,
пехота наземь, долой.
Вот тут мы, дружок, попали,
как кура, в котёл с водой.
Пропахшие потом немцы,
толкутся со всех сторон,
Спешат поскорей раздеться,
вокруг колодца содом.
Плескаются, пьют, болтают,
арбузы, яблоки жрут.
Огрызками в нас кидают,
за косы девчат волокут.
Я в том виноват, не Мишка,
братишке пятый годок,
откуда своим умишком,
такое предвидеть мог,
Пока я, к воде прицелясь,
мудрил котелок набрать,
Братишку сграбастал немец,
оттиснув больную мать.
Смеялся, высокий, ладный,
звал "киндером" Мишука,
конфету дал из кармана,
и щекотал бока.
Потом они откатились,
к обочине. Как мне быть?!
солдаты над Мишкой вились,
стремясь ему угодить.
И вдруг за танк отбежали!
От ужаса стал я нем,
его к столбу привязали,
его, одного совсем!
Задорно смеясь... вот гады!
Несчастному Мишуку,
вложили в руки гранату,
и выдернули чеку.
Граната наша, "лимонка",
скорее всего - трофей.
Запал отчётливо щёлкнул,
а братка крикнул - Андрей!
Впервые правильно вышла,
упорная буква "р".
Ударило, словно дышлом,
Свет божий в очах померк.
Разорванного ребёнка,
кровь брызнула в ковыли,
Визжали, выли осколки,
шарахаясь от брони.
Осела пыль на дороге,
Смеются, что-то орут...
от Мишки остались ноги,
привязанные к столбу.
На танке ручка лежала,
в обочине - голова,
маманя вдруг застонала,
упала и умерла.
Один взял голову брата...
Простите, совсем продрог,
В детдом мне совсем не надо,
мне надо в стрелковый полк.
Потом обнаружат фото,
у пленного меж бумаг,
Как будут выть доброхоты!
но фото - тяжёлый факт.
На фото... в развязной позе,
с Шекспиром явно знаком,
Подписано... "Вилли Хозе,
беседа с большевиком".
Фотограф попался ловкий,
поймал пожар вдалеке,
И маленькую головку,
на вытянутой руке.
Все имена, фамилии и места действия подлинные.
30.09.2015г.
Пятаченко Александр.