1.
В этой песне ноты стружкой,
От того начало тихо.
В одинокой комнатушке
Исповедуется лихо.
Час за часом – до потребы,
Слово за слово – до корчи
Над отваром трав целебных,
Что от сглаза и от порчи.
Заоконность дышит пьяно,
Этот хмель стекло глотает.
Воздух липкий густо-странно
За гардину проникает.
И разлившись по пространству,
В стенах запертому насмерть,
Ночь пророчит в постоянство.
Это липкость спазмом астмы.
2.
Только бы не обмануться,
Ночь слезами не запачкать.
В небе ангелы дерутся,
На земле их мирят прачки.
Каждому по белой паре
Свежевыстиранных крыльев.
Тень отравы в том отваре.
Травы слишком долго стыли
На сухом ветру. И поздно
Приласкались к листьям пальцы.
И к тому же, ночь беззвездна.
И к тому же, пусто в пяльцах…
Вышиты инициалы
На застиранных ладонях.
Ночи мало. Жизни мало.
Тесно в гулкости бездонья.
Только бы не оступиться,
Ночь слезами не унизить.
Взрывом – надломилась спица –
Не разрушить башню в Пизе.
Не нарушить хрупкость склона
(все что прямо – то не верно).
Не встревожить зелень кроны
Будущих садов без скверны.
Только бы не оглянуться!
Склеить в сон осколки ночи…
Что же рукописи?
- Рвутся.
И горят. И даже очень.
3.
Что ломается – не гнётся,
Пепла дар – не подцензурен.
Светлой пылью рассмеется,
Да монахам на тонзуры.
Все, что верно – то не броско.
Правкам благодать открыта:
Вечно воскрешать обноски
В бескорыстии корыта.
В заоконности свежеет.
Неужели ночь уходит?
Отступает ком от шеи
И петля от горла, вроде…
В этой песне ноты ржавы.
Только ворон пьет с ладони
Так невинно величаво,
Словно голубь на иконе.