Часть речи

Дмитрий Муравкин
Сначала я хотел посвятить текст только частицам. Но вышло так, что тема потребовала более обстоятельного разговора, и очерк получился великоват. Поэтому, для удобства чтения, разобьем его на две половины: одна – про все части речи, кроме частиц, а вторая – про частицы, которые по своей сути и есть все остальное, что никак не получается отнести к более-менее функциональным подразделениям русской грамматики. В заключение поговорим о некоторых антиномиях, которые затрудняют понимание системы, описывающей наш язык.
Парадоксально, но для тех, кто изучение теории русского языка благополучно прекратил с получением диплома об общем среднем образовании, вопрос о том, какие части выделяются в нашей речи и сколько их, наверное, не составит труда. А те, кто погрузился в эту тему в вузе или из личного любопытства понимают, насколько он непрост. Над теорией частей речи в русском языке на протяжении двух столетий работали виднейшие грамматисты, профессора и академики, посвятив исследованию проблемы множество монографий и научных диссертаций.
Даже не буду пытаться изложить хотя бы и в краткой форме все многообразие воззрений на этот предмет, потому что, во-первых, не обладаю достаточной компетенцией, во-вторых, это получился бы скучный наукообразный реферат, а в-третьих, это сделано до меня не один десяток раз. Для иллюстрации запутанности вопроса приведу одну цитату: «Учение о частях речи принадлежит к числу наименее разработанных частей грамматики. Традиционная трактовка частей речи считается в современной лингвистике неудовлетворительной. Однако отсутствие сколько-нибудь установившихся научно обоснованных новых точек зрения на этот вопрос заставляет нас в этом отношении держаться в рамках традиции».
Колебания между различными концепциями еще больше подтверждают неординарность проблемы, которая, как думает большинство людей, давно и полностью исчерпана. Так, некоторые ученые в исчислении частей речи доходят до двадцати, в то время как другие признают право на это «гордое» название только за двумя: именем и глаголом, все остальное отнеся к служебным, вспомогательным словам, которые, по их мнению, частями речи не являются.
Традиционное же решение этой задачи, усвоенное нами с детства, дает усредненный ответ: частей речи – десять (опять же плюс-минус несколько). Перечислим их и попытаемся понять, почему они называются именно так, как называются.
Школьная грамматика предлагает следующую классификацию. Имена: существительное, прилагательное, числительное, а также: местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, частица, междометие. Как видим, в список не попали причастие и деепричастие, которые относятся к гибридным классам слов – контаминантам, совмещающим признаки двух частей речи одновременно.
Предложенный перечень делится на две группы: самостоятельные и служебные части речи. Самостоятельные это – существительное, прилагательное, числительное, глагол, наречие и местоимение. Все, кроме местоимения, называются знаменательными, то есть обозначающими предметы, их признаки, действия, количество, или отношения, при этом, называя их. Местоименные же лишь указывают на эти явления, но не называют. В предложении они служат заместителями знаменательных.
В функции служебных частей речи входит выражение отношений между теми понятиями, которые выражены знаменательными словами. Они употребляются только вместе с ними и не являются членами предложений. К ним, как известно, отнесены: предлоги, союзы и частицы. Отдельный класс представляют междометия.
Вот коротко то, чему нас учили в школе. Все просто и понятно. Только нам не потрудились объяснить, почему части речи называются именно так, хотя причина не всегда лежит на поверхности. Например, почему существительное, прилагательное и числительное названы именами? С существительным понятно, посредством этой категории слов мы именуем предметы и явления объективной реальности или даже несуществующие «сущности». Но почему прилагательное и числительное тоже имена? В литературе, посвященной изучению морфологии языка, можно прочитать: «Они объединяются в группу под общим названием ИМЯ грамматической категорией падежа и тем самым как знаменательные части речи противопоставляются глаголу и наречию». Не знаю, как вы, но я не понимаю, почему склоняемость по падежам дает основание разным частям речи относиться к классу имен.
Итак, почему же прилагательное и числительное имена?
Слово «прилагательное» имеет латинские корни и является калькой глагола adicio, который означает присоединять, прибавлять. Именно в этом и смысл прилагательного как части речи в русском языке. Оно присоединяет или, выражаясь более точно, дополняет описываемое существительное, какими-либо свойствами, признаками или характеристиками. Прилагает к предмету его описание.
С числительным ясно, его название происходит от понятия числа и исчисления. Интересно, что в истории русского языка категория количественных слов – категория имени числительного – особилась только с двенадцатого–тринадцатого веков.
В большинстве случаев прилагательные и числительные легко различаются, но иногда определить к какой части речи отнести вроде бы знакомое слово непросто. Дело в том, что четкой границы между ними не существует, многое решает контекст. В качестве примера рассмотрим предложение: «Медведица вывела медвежат на первую прогулку». Здесь «первую» – прилагательное, так как не предполагает счета, а выражает качество существительного, к которому примыкает. Выражение «первая прогулка» здесь имеет значение первого серьезного опыта, первого шага в жизнь, вывода в свет.
Вообще слова первый, второй, третий и т.д. в школьной грамматике называются порядковыми числительными. Но для признания их числительными с грамматической точки зрения нет оснований – эти слова ничем не отличаются от прилагательных: они и склоняются так же, и согласуются с существительным в роде, числе и падеже. Поэтому в научных курсах грамматики их называют порядковыми прилагательными. http://rus.1september.ru/article.php?ID=199900301
В речи встречаются также случаи, когда числительное или прилагательное и вовсе становятся именами существительными. Например, шампанское, русский (национальность), пожарный, военный, портной, столовая, гостиная, учительская, мастерская, булочная, мостовая, и т.п. То же самое с порядковыми числительными-прилагательными: первое, второе, третье (блюдо), а также единица, двойка, тройка и так далее по всем цифрам. Плюс к этому круглые числа: десятка, двадцатка, тридцатка, сотня, тысяча. Да и сами обсуждаемые здесь «существительное», «прилагательное», «числительное» не что иное, как прилагательные к слову «имя», но употребляются как имена существительные.
Может быть то, что все упомянутые части речи названы именами, обусловлено именно этой возможностью качественного перехода в категорию существительных, которые могут выступать в предложениях главными членами – субъектами действия?
С местоимением все просто: это то, что стоит вместо имени, то есть заменяет собой существительное, прилагательное или числительное. Примеры местоименных прилагательных: мой, наш, твой, ваш, его, ее, их, свой.  А также: тот, этот, таков, такой, сей, оный, следующий, такой-то, тот-то, некоторый, чей-либо, некий, кое-какой, никакой, ничей и др.
Слова «сколько», «столько» и «несколько» по значению также местоименные, но уже местоименные числительные (Сколько городов ты посетил?; со сколькими артистами ты знаком?; столько фильмов посмотрел, но о стольких фильмах еще не имею понятия!; посмотрел несколько спектаклей в нескольких театрах). К ним примыкают оба – обе – уникальные слова, заслуживающие отдельного разговора.
Вообще, местоимение представляло в прошлом богатый класс указательных слов и сохранилось как часть речи в виде пережитков – предметно-личных местоимений. Большая часть местоименных слов слилась с категориями имён прилагательных и наречий или превратилась в частицы речи, в грамматические средства языка. Здесь интересно то, что в древности грамматическая структура речи была более богатой и сложной, а со временем упростилась, но при этом не стала понятней, а наоборот, утратив некоторые логичные компоненты, превратилась в подобие ребуса.
Термин «глагол», как нас уверяют специалисты, позднего происхождения (хотя само слово древнее), до него (до XVIII в.) использовался термин речь (греч. rema, латин. verbum). Не случайно, в этот период «глаголать» выступает синонимом «ректи» (говорить).
Причастие образовалось от латинcкого participium – «взятое частично» (имелось в виду, что причастие взяло для себя часть признаков у глагола, другую – у имени прилагательного). Можно сказать, что оно причастно и глаголу и прилагательному.
Деепричастие – дее + причастие. Совмещает признаки глагола и наречия. Корень «дее» подчеркивает процесс действия, которое выражается деепричастием (Подъезжая к станции и глядя в окно, я потерял шляпу).
Наречие (греч. epirrema, лат. adverbum) дословно переводится как «наглаголие» (то есть существующее при глаголе), ведь оно характеризует образ действия, выраженного глаголом.
Предлог – prodesis, praepositio («положенный впереди»).
Союз – syndesmos, conjunctio («связывающий»), впервые в русистике отмечен  в XVII в.
Междометие – лат. interjectio («брошенное между»).
Кроме отдельных слов в структуре языка выделяются лексии. В лингвистической литературе их именуют составными словами: составными союзами (потому что, невзирая на то что и подобные), предлогами (недалеко от, вместе с и др.), местоимениями (невесть что, вот кто, неведомо куда и др.) и т. д. Особенностью подобных единиц является то, что они входят в область, промежуточную между лексикой, морфологией и синтаксисом. Лексии являются наименее исследованными единицами языка.
Особую группу составляют имена числительные, количество слов в которых может быть больше десяти, например: девятьсот семьдесят два миллиарда восемьсот сорок шесть миллионов пятьсот двадцать тысяч триста девяносто девять и др. http://www.studfiles.ru/preview/6187322/page:6/
Как вы могли заметить из сказанного выше, некоторые слова занимают переходное морфологическое состояние, являясь одновременно двумя частями речи. Так, «столовая» (мебель) – это прилагательное, а «столовая» (помещение) – уже существительное. Со служебными же частями речи вообще все неоднозначно: в зависимости от смысла и места в предложении «что» может являться местоимением, союзом, частицей и междометием. Можно сказать, что чем короче слово, чем выше частота его употребления, длительнее история существования, тем выше его потенциальная способность трансформироваться в различные части речи.

Частица речи

Удивительное явление в русском языке представляет частица. Я бы сказал, что именно частица делает русский язык самобытным, непосредственным, народным и живым. Частица помогает передавать эмоциональную окраску в предложении: уточнять, выделять, отрицать, выражать сомнение, восхищение и т. д. С ее помощью можно выразить приказ, совет, требование (давай), побуждение к чему-либо (пусть, пускай, да, чтоб), подчеркнуть превосходство признака (самый, более, менее).
Наиболее значимая в русском языке частица «не» передает огромное множество различных оттенков значения: отрицание (Он не пришел сегодня), неуверенное отрицание (Лес не лес, а все-таки деревья есть), неопределенность или неясность признака (Извозчик попался: едет не едет), безразличие (Плач не плачь, прошлого не вернешь), полноту и длительность действия (Смотрю на вас не насмотрюсь), высокую степень и длительность эмоционального состояния (не надышится), утверждающую реплику-повтор (Нужен чемодан? Как не нужен, конечно, нужен), категорическое отрицание (Знать не знаю, ведать не ведаю).
С помощью частицы «ни» выражается отрицание (ни души), усиление отрицания (Я не слышал ни шороха), перечисление (Для вас нет ни письма, ни телеграммы, ни посылки).
Также эта служебная часть речи может обозначать вопрос (ли, неужели, разве, никак), восклицание (что за, как), указание (вот, вон), сомнение (вряд ли, едва ли), уточнение (именно, как раз). С ее помощью просьба становится мягче (помолчи-ка). В книжной речи встречается частица «с», которая вносит оттенок иронии (ну-с) или почтительности (извольте-с).
Слово или предложение, в котором содержатся частицы, получают дополнительные оттенки значения. А речь приобретает яркость, точность, конкретику. Придавая различную эмоциональную окраску предложению и его членам, частицы обогащают речь, делают ее разнообразнее.
Подробнее: Как видим, частица представляет весьма пестрый класс слов, словечек, слогов или отдельных букв, которые очень разнятся по своим речевым функциям и, потому также подвергнуты классификации. Только по семантическому признаку лингвисты делят частицы на одиннадцать разрядов. В связи с этим создается ощущение, что к частицам отнесли все то, что не вписалось в другие части речи, и, чтобы не усложнять классификацию русской грамматики, остаток списали на «частицу».
Свое название она, видимо, получила за то, что часто представляет собой даже не целое слово, а лишь его элемент. И хотя общепринятым является отказ частицам в лексическом содержании, смысл большинства из них понятен, ведь они являются остатками некогда полноценных лексем, разрушившихся в длительном устном обращении.
Например, частицы б, бы, было – не что иное, как производные глагола быть. Ишь, бишь, вишь – остатки глагола второго лица единственного числа. Какого именно, сегодня в большинстве случаев уже и не понять. Хотя вишь – это скомканное в устной речи видишь.
Дескать – дее + скать, то есть так (дело) сказать, мол – от слова молвить, ведь – от ведать и так далее. Частица нет - от несть (не есть) не + есть ; н;сть ; нет.
Иногда наблюдается обратная ситуация, когда частица объединила в своем составе нескольких отдельных корней. Вот, например, слово неужели. Попробуйте произнести его медленно, растягивая слоги – не-уже-ли. Услышали? В одном слове скрывается целых три! Это древнейшие частички не, уже, ли – они сохранились до наших дней, но слово «уже» стало наречием. Между тем слог -же- слышится далеко не в единственном слове «уже». Если подумать, легко вспоминаются и другие слова, которые содержат этот слог и при этом не являются знаменательными частями речи:
Усилительная частица «же»: Я же вам говорил, что дождь пойдёт!
Усилительная частица «даже»: Я даже не помню, о чём эта книга.
Частица «тоже»: Мы тоже поедем на море.
Частица «также»: Я пришлю тебе также орфографический словарь.
Оказывается, эта частичка -же- весьма популярна: от неё произошли другие частицы, и все они несут в себе значение усиления или акцента на В молодежном сленге есть словечко «жесть», выражающее эмоциональную реакцию на что-то, выходящее за рамки привычного и среднестатистического. Появилось оно из трансформации более раннего «жескачь» (от жестко), но прижилось благодаря созвучию с древней усилительной частицей.
Многие частицы сохранили вид полноценного слова и до сих пор совпадают с омонимичными знаменательными частями речи: глаголами или наречиями. «Пускай так и будет» («пускай» – частица); «пускай скорее снаряд» (здесь «пускай» – глагол). «Далеко не все так просто» («далеко» – частица», «это место находится очень далеко» («далеко» – наречие).
В заключение скажу о том, что меня более всего удивило в этой теме. Ведь практически никто не подвергает сомнению то, чему нас учат в школе. Однако модели реальности, которые доступны для понимания ребенка, почти всегда вынужденно чем-то пренебрегают ради своей простоты, целостности и стройности. То же самое и в русском языке, из уроков которого мы вынесли, что синтаксис (раздел лингвистики, изучающий части предложения) и морфология (объект изучения – части речи) совершено независимы и исследуют язык со своей стороны, не заходя на территорию друг друга. Оказывается, это не совсем так или даже совсем не так. Часто именно синтаксис определяет, какой частью речи является одно и то же слово. Для разрешения этого противоречия, принято упомянутые слова считать омонимами, то есть разными частями речи.
Например, коротенькое слово «что» не одно такое, а существует целая плеяда его двойников. В одном случае – это подчинительный союз в сложноподчиненном предложении, который следует отличать от относительного местоимения, союзного слова.
«Окна вымыты так чисто, что при свете солнца кажутся зеркальными». В данном случае «что» можно опустить или заменить на другой союз «и».
Вот пример, в котором «что» – союз. «Считайте, что щенок уже ваш».
В сложноподчиненном предложении слово «что» может выступать в роли союзного слова. Тогда это относительное местоимение, которое является членом предложения, к нему можно задать вопрос.
«Весь вечер я думал, что скажу на собрании». Что скажу? Что именно?
В предложении, которое произносится с вопросительной интонацией, слово «что» выполняет роль вопросительного местоимения. «Что вам приготовить на завтрак?»
Другой пример. «Всё еще стоял тот предвечерний зной, что бывает в южных городах в конце лета». И в этом предложении слово «что» – относительное местоимение, союзное слово, его можно заменить на местоимение «который». Во второй части предложения оно является подлежащим.
Рассматриваемое слово может быть и частицей. В таком случае оно не является членом предложения, к нему и от него невозможно задать синтаксический вопрос. Как и все частицы, слово «что» привносит в смысл предложения дополнительные оттенки разных чувств, например, недоумения: «Что, у вас все так запутано?»
Вот ведь какие сложности! А все потому, что сама система, по отдельности изучающая части речи и части предложения несовершенна. В реальности языка, а не в описывающих его моделях, нет никаких пяти омонимов «что», это одно простенькое словечко, которое может выступать в разных качествах. И так происходит со многими служебными словами, а порой и со знаменательными частями речи, о чем мы говорили выше.
То же самое можно сказать и о проблеме определения членов предложения, например, подлежащего. В русском языке существуют конструкции, в которых синтаксическая структура неочевидна. Вот какие соображения высказывает в курсе «Теория языка» доктор филологических наук Борис Норман. В предложениях типа «Крестьянин косит траву», «Таня рисует кошку», и т.п., все просто и ясно: подлежащее – это производитель действия. А если взять более сложные («менее типичные») случаи, вроде «Дом строится», «Посуда любит чистоту», «Соседа берет зависть», «Сыну год»? Можно ли сказать, что во всех приведенных высказываниях имя в именительном падеже обозначает производителя действия? По-видимому, нет. Может быть, оно обозначает предмет мысли («то, о чем говорится в предложении»)? Тоже вряд ли (в примере «Соседа берет зависть» речь идет скорее уж о соседе)... Еще труднее интерпретировать примеры типа «Денег на счет не поступало» или «Воды в графине не осталось». Чем они «хуже», чем «Деньги на счет не поступали» или «Вода в графине осталась», в которых есть «полноценное» подлежащее? Многие ученые, продолжает Борис Норман, считают, что подлежащее имеется и в случаях типа «Денег на счет не поступало», только оно выражено там не именительным падежом (в противном случае нам пришлось бы признать, что подлежащее – не чисто синтаксическая категория, а явная уступка морфологии). Из указанной ситуации есть два кардинальных выхода, и оба они имеют сторонников среди современных ученых. Первый путь: отказаться от «морфологизма» в определении членов предложения и считать, что подлежащее – это главный член, называющий предмет (субстанцию), которому приписывается некоторый признак. И все. Тогда «сыну» в примере «Сыну год» – это подлежащее. Второй путь: вообще отказать подлежащему в статусе главного члена и рассматривать его (наравне с дополнениями) как один из аргументов при предикате (сказуемом). Понятно, что в таком случае сказуемое становится единовластным «правителем» во фразе, а подлежащее — не более чем первым «участником ситуации». «В любом случае мы убеждаемся в том, что само существование номинативного строя опирается на отрыв, на отталкивание от фактов реальной действительности», – пишет Борис Норман.
В этом смысле еще больший скачок в формировании грамматических абстракций являют собой так называемые безличные предложения – высказывания, в которых нет подлежащего. Представить себе действие в отвлечении от того, кто его производит, от первого «участника ситуации», а иногда и вообще от каких бы то ни было участников, – изобретение не меньшее, чем колесо в истории человечества. Действительно, мы свободно говорим: Светает. А ч т о светает? Что имеется в виду – день? утро? небо? небосклон?.. Да неизвестно что! Вся сложность в том, что данное высказывание, состоящее из одного предиката (сказуемого), самодостаточно для обозначения ситуации. И не случайно рядом с банальными примерами типа «Ветер перевернул лодку» в некоторых языках, в том числе в русском, появляются конструкции типа «Ветром перевернуло лодку». Кто здесь является первым «участником» – ветер? Нет, он специально «сдвинут» на вторые роли, а место подлежащего никем не занято или, лучше сказать, занято кем-то заведомо неизвестным: человеческая мысль может представить ситуацию как бы происходящей самой по себе или по воле какой-то высшей силы.
Синтаксические модели, члены предложения, части речи, виды связей между словами – все это понятия очень высокого уровня обобщения, и зачастую их применение в отношении языка является проблематичным. Иными словами, живая речь не укладывается в прокрустово ложе этих абстрактных моделей, какими бы совершенными они ни казались школьным учителям или их подопечным. Конечно, это не означает, что от них нужно отказаться, ведь в этом случае, изучение языка, его структуры и закономерностей сделалось бы запредельно сложным процессом. В то же время, нужно понимать, что «препарирование» языка с точки зрения синтаксиса и морфологии отдельно друг от друга, не дает полноты картины, а иногда и существенно ее запутывает.