Зачем он в голову впустил,
задумчивую блажь,
кинжально, остро заточил,
свинцовый карандаш.
Любимая не поняла,
скривилась - Дурачок,
а как убьют тебя, балда! -
а он в ответ - молчок.
Тщедушный, длинный, смехота,
испачканный в сурьму,
стоял над крыльями холста,
и рисовал - войну.
Не мог начать, не видел он,
ни танков, ни солдат,
За окнами сирены стон,
коробит Ленинград.
Не чуял пули у виска,
горячий ветерок,
и в ожидании свистка,
патроны не берёг.
И он решился - краски прочь,
долой официоз,
с обозом в грозовую ночь,
ушёл на Лисий Нос.
Ушёл... завистники шипят,
- За славой заскучал,-
а он зенитчиков-девчат,
у пушки рисовал.
Делил с бойцами сахарок,
за чаем поутру,
и быстрый штрих его берёг,
в альбоме "пехтуру".
По трапу вниз, не чуя ног!
В фиорде, среди скал,
десантный, яростный бросок,
с коленки рисовал.
Горели в море катера,
работал ДШК,
с матросами кричал "Ура"
прихрамывал слегка.
Был под бомбёжкой много раз,
осколок зацепил,
едва не вынес правый глаз,
спасибо, врач зашил.
Он в медсанбате срисовал,
альбом свой до одной,
ему второй альбом достал,
каптёрщик продувной.
Он стал суров, забыл мандраж,
скупился на слова,
зато свинцовый карандаш,
и запасные два.
Всегда в планшетке полевой,
с альбомом и скребком,
сама война его рукой,
водила над листком..
Когда с танкистами в село,
ворвался на броне,
оно горело. Дух свело!
повешенных детей...
Увидел в ломанном саду,
как битый громом, встал,
впервые на своём веку,
он карандаш сломал.
За ножик! Яростно сопя,
затачивал, спешил,
и не заметив, походя,
два пальца рассадил.
И появился новый цвет,
меж белым и свинцом,
там, где малыш босой висел,
с раздувшимся лицом.
Так и не выщло закричать...
с затянутым узлом,
висела девочка, лет пять.
От шейки на излом,
Торчит нелепо голова.
Что, есть на свете бог!?
И в синих, выпуклых глазах,
сиреневый ледок.
На тонких шейках - бурый след,
он видел над собой.
И ничего страшнее нет.
И в глотке дикий вой.
С тех пор с планшеткой полевой,
в удобной кобуре,
всегда, везде носил с собой,
заряженный "ТТ".
Тяжёлыми пробит накат,
снаряды месят грязь,
убит и ротный, и комбат
атака сорвалась.
Бойцы наладились назад,
он отложил планшет,
- Друзья! За нами Ленинград
и подняв пистолет...
...как в воду, с бруствера шагнул,
- За Родину, за мной! -
как котелок перевернул,
кипящий, штыковой...
Бой до лесочка набросал,
чужих и наших тел.
Он мёртвой хваткою сжимал,
разряженный "ТТ".
Бойцы ушанку со звездой,
поправили ему,
курили молча... не живой,
и спешка ни к чему.
Пяток угомонил, кажись,
фашистовых собак,
а мы смеялись ... живопись,
эх, жалко его как.
За деток, мёртвых и живых
за город Ленинград.
поставил свой последний штрих,
художник и солдат.
А. Пятаченко. 06. 11. 2015.