В первой серии все живы, юны и безумны
слегка и слегка раздражают отличием
от идеальных героев придуманных,
но позже притрутся к своим прототипам.
И зритель притрётся, привыкнет, смирится,
неловкости сгладятся, даже покажется милой
её неизящность, его лишний вес, мягкотелость
и прочие все недостатки, что усугубятся
к непреодолимому фильма, увы, окончанию.
Но о! идиоты, придурки! есть первая серия...
сбрось годы, как вес, прикури от окурка
какого-то десятилетней и более давности,
и будь снова резким, отвязным, как лирика
того, кто не пишет давно, стёр и выбросил
признания прочь. И помочь ему нечем -
захочет, вернётся в себя, или станет
другим: грозным, хитрым и неузнаваемым,
возможно, теперь не любимым - злодеем,
вполне кровожадным и вредным, как сахар
и соль, и, полундра! всех белых смертей
нам не избежать, значит - прыгнем
с разбегу в какую-то новую пропасть,
сюжет пусть отстойный, но видно
не будет другого. И жизни не будет другой -
отчаянно дерзкой, как первая строчка,
и странной, смешной и упрямой, весёлой
немножечко злой,
но всё же расправленной крепкой ладонью
во всех уголочках, едва досягаемых
( временем, молью, надеждой, отчаянием и т.д.).