Скотный двор

Дмитрий Муравкин
«А вы знаете, что ворон – это не муж вороны?», – таким или каким-то подобным обескураживающим вопросом могла начать урок истории в старших классах учительница Тамара Александровна, светлая ей память. В конце восьмидесятых прошлого века она уже была на пенсии, и подобные интенции приходили ей в голову более желанными посетителями, чем, скажем, тезисы очередного съезда КПСС. Впрочем, и от последних нам полностью отвертеться не удавалось, но особого пиетета они не вызывали ни у преподавателя, ни у нас, учеников.
Видимо, и я, что называется, созрел для такого рода любопытства: «А, собственно, почему ворон и ворона хоть и являются представителями одного семейства – все же разные птицы при фактически одном и том же названии?» Почему в противоположном случае имеется множество примеров, когда самец и самка одного вида имеют в языке самостоятельные, непохожие обозначения? Вот традиционные (типичные) пары: волк – волчица, медведь – медведица, лис – лисица, лось – лосиха, заяц – зайчиха, ёж – ежиха, кабан – кабаниха и т.п. Но такой порядок присутствует далеко не в каждом «браке». Некоторые партнеры (по представлениям современного русского языка) имеют нетрадиционную сексуальную ориентацию. Например, белка. Если самку еще можно окрестить «бельчиха», то, как назвать самца? Белок, белк? Нет, такие словоформы неприемлемы, и «муж», и «жена» – оба обозначаются существительным женского рода «белка», с уточнением самец или самка при необходимости. То же самое можно сказать о кунице, выдре, норке, да мало ли их, таких? Кстати, по правилам грамматики 18 века эти существительные (названия животных) считались не женского рода, а общего. Да, был такой четвертый род в русском языке.
Иногда в лингвистической реальности наблюдается полная неразбериха: как пел Высоцкий, жираф влюбляется в антилопу, а их дочь норовит выйти замуж за бизона. Совершенно безапелляционно в нашем лексиконе баран «женат» на овце, бык – на корове, а конь – на лошади. Ну, и детки у них соответствующие – ягненок, теленок, жеребенок. Ничего общего ни с папой, ни с мамой. Что это вообще за скрещивание такое, зачем мы их так, без их согласия? Это не скотный двор, это вертеп* какой-то. Объяснение, что самцы и самки внешне настолько отличаются друг от друга, что в древности их считали разными видами, здесь явно не прокатывает. Так в чем же дело? В каждом конкретном случае ответ приходится искать отдельно, и все же некоторые закономерности имеются.
Вот, курица и петух. Сегодня никому не придет в голову называть их по-другому. Хотя их внешние различия действительно очевидны, именуются разными словами они по другой причине. Еще сохранилась память о том, что некогда и самец обозначался однокоренным словом «кур» (Вспомним поговорку «Попал, как кур в ощип»). «Петухом» он стал за свою способность «петь», поэтому его еще называют «петел» или ласково «Петя» на манер имени собственного. От корня «кур» берет свое название и другая птица «куропатка». Слово составлено из двух корней «куръ» и «пъта» – «птица» (см. «Просто песня») и буквально означает «птица, подобная курице».
Получается, что, чем ближе животные находятся к человеку, чем более они одомашнены, тем сильнее запутаны их словарные обозначения. Как мы упоминали выше, с дикими зверями все более-менее системно – название особи женского пола образуется присоединением к корню суффиксов –иц- или –их-, которые, в общем-то, можно считать разными потомками одного прародителя. Но домашняя скотина испытала на себе всю любовь царствующих особ природы, выраженную не только разнообразными эпитетами, но и самими номенами.
Приглядимся к супружеской паре «овца» – «баран». Нетрудно догадаться, что в слове «овца» мы наблюдаем все тот же суффикс –иц-, только редуцированный. Видимо, более ранняя форма могла быть «овница», а корень нам хорошо известен из библейских текстов и предсказаний астрологов – «овьнъ» или «овен». Именно так и называли ранее самца этого вида, родственно латинскому ovis – «овца». Как он стал «бараном» ученые досконально выяснить не смогли. Высказывались противоречивые предположения о близости со словом «боров», о связи с албанским berr – «мелкий скот», либо с греческим bario – «баран». Возможно образовано по звукоподражательной модели: «бар-бар-бар» - подзывали барашка хозяева.
О происхождении слова «корова» мы говорили в заметке «Мука. Корова. Каравай». Напомним, что языковеды считают его индоевропейской природы, находя похожие понятия в разных языковых группах. Общей считается основа corn – «рог», которая оставила отпечаток в литовском «карве» (корова), греческом «кераос» (рогатый), латинском «цервус» (олень), русском «серна». Горном также называется и музыкальный инструмент, родоначальник всех медных духовых. Произошел от древних сигнальных инструментов, сделанных из рогов животных. От этого же начала берет название и другая «труба» – корнет (буквально «рожок»).
С «быком» в этимологии случился анекдот. Ученые ставят его генезис в общий ряд с происхождением таких слов, как «букашка» и, что совсем уж странно, «пчела». Этому нелегко поверить, пишет Л.В. Успенский, но примите в расчет вот что. «Бык», по-видимому, первоначально значило «ревун», зверь, который «букает», «бычит», т. е. издает низкие, глухие звуки. В старочешском языке «реветь» можно было передать и как «bukati», и как «bykati». Но «букают», продолжает писатель, не только быки; «букают» – гудят, ревут – и многие насекомые, потому они и есть «букашки». Но причем же тут пчела? Считается, что в общеславянском варианте это слово имело форму «бьчела» и было образовано от того же корня, что и сохранившийся в диалектах глагол «бучать» – «жужжать».
Можно добавить, что звук, издаваемый коровой, раньше обозначался глаголом «мукати», который в современной речи изменился до «мычать». Вот так, быки бычали, а коровы мычали, чем не анекдот?
Наверное, самым главным помощником человека до изобретения парового двигателя, а затем и двигателя внутреннего сгорания, были конь и лошадь. Мужской и женский род этих слов накладывают на их семантику оттенок дифференциации по половому признаку самих представителей семейства непарнокопытных, типа как мерин и кобыла. Однако это не совсем так. Слова эти так не похожи, потому что пришли в современный русский от разных народов. Происхождение существительного «конь» ученые выяснить так и не смогли. Несмотря, на то, что оно считается славянским, с древнерусской формой «комонь» соотносится довольно загадочным образом.
«Лошадь» – заимствовано нашими предками из тюркских языков. Говорят, что в одном из тюркских наречий «алаша» означало «мерин, конь». Русская речь, не «любящая» начинать слова со звука «а», быстренько от него избавилась, оставив основу «лоша», к которой присоединила суффикс «дь» (возможно, под влиянием старославянского «осьл;дь» – «дикий осел». Так же и «лошак» образовался по аналогии с «ишак»). На малороссийских землях заимствование сохранилось в чистом виде: по-украински «лоша» означает «жеребенок».
«Жеребец» – общеславянское слово, образованное от исчезнувшего «жербъ», восходящего к gerbъ (в древнеиндийском бытовала форма garbhas – «плод чрева»). Прилагательное «жеребая» (беременная) восходит к той же основе, что и его смысловая составляющая в исходном древнеиндийском слове. «Жеребец» – буквально «плод чрева, дитя», пишет Шанский.
Слово «кобыла» тоже может рассказать свою интересную историю. Его корень близок латинскому cabo, caballus (лошадь, мерин). В европейских языках можно найти немало слов, восходящих к этой основе. Cavallarius — «всадник», «наездник» дало известное «кавалер», французский дворянский титул «шевалье», а также английское cavalry и русское «кавалерия». Так получилось, что один и тот же корень, попавший к нам из разных стран и в разные времена, остается для большинства носителей языка не узнаваемым. Ну, многие ли сами могут додуматься, что «кобыла», «кавалер», «шевалье» и «кавалерия» – слова «однокоренные»?
Более того, очень заманчивой представляется идея сблизить слова «кобыла» и «подкова». Звуки «б» и «в» – родственные, и «подковы» - буквально «те, что под кобылой (coba)». Тогда в этот же смысловой ряд встают слова «коваль» (кузнец), «кувалда» (то, чем куют), и даже прилагательное «коварный», ведь «коварный» – заимствование из старославянского, где «коварь» – «кузнец». На церковно-славянском «ковати зълаха» – «замышлять злое». Вот только ученые не согласны с таким предположением.
Напоследок здесь скажем, что «мерин» – представитель уже четвертого по счету языка, монгольского, с которого слово переводится все так же – «конь, лошадь». В русском оно обрело самостоятельное значение – «кастрированный жеребец». Традиционно животные, используемые человеком, ценились за спокойный нрав, и потому укрощались. Напомним, что первое значение слова «укрощение» и есть «кастрация».
Таким образом, разные названия особей противоположного пола домашних животных чаще всего связаны с различными источниками своего возникновения и не имеют прямого отношения к отличительным признакам именуемых объектов.
----------------------------
*Вертеп. Это слово, сегодня по преимуществу имеющее значение «притон», происходит от старославянского «вьртьпъ», обозначавшего «пещера». Образовано от основы «вьртъ» (ср. сербохорв. «врт» – «сад, огород»). Буквально – «закрытое место, место укрытия». Родственно словам «врата», «ворота», «верея». Считается, что младенец Иисус родился в вертепе – пещере, в которой содержался домашний скот. Отсюда вертепом называется и сценическое изображение рождества Христова.