Двое и война

Александр Пятаченко
…а когда… кончится война, вернёмся мы сюда, пройдём по этим местам… кто остался в живых!.. И позовём лучший симфонический оркестр. Во фраках. Выйдет дирижёр. Я подойду к нему и скажу…
 — Пусть они нам… сыграют.
— Нет, ты знаешь… я сам. Скажу: «Извини, маэстро, дай я!..» И как врежем «Смуглянку», от начала и — до конца!..
                (диалог Маэстро и Макарыча у обелиска. "В бой идут
                одни старики".)
Был аэродром в садах,
груши над кабинами,
здесь её и повстречал,
нежную, любимую.

Прилетел девичий полк,
на По-2 перкалевых,
ох, горит он, не дай бог,
лишь мотор и падает.

Но девчата по ночам,
головы садовые,
высыпают по врагам,
бомбочки пудовые.

Парашют никто не брал,
лучше бомбу лишнюю,
Командиры, трибунал...
только есть отличие.

Лучше падать и гореть,
чем на парашютике,
опуститься прямо в плен,
прыгнуть прямо в руки им.

Так что лучше... - Погоди,
я всё понимаю.
И штурмовика враги,
злостно уважают.

И ни слова, немчура,
смерти и полёты,
будут завтра а пока...
- Что ты милый, что ты.

Забывая о войне,
обнимал под грушею,
замирал, от счастья нем,
жаркий шёпот слушая.

И хмельному без вина,
всё в сияньи чудится,
Говорит, молчит она,
спит, смеётся, хмурится.

Но войне такой расклад,
явно не понравился,
сел на "пузо" между хат,
"Мессершмидт" расправился.

Слава богу, у своих,
дотянул на гордости,
сам стрелка похоронил,
сам потопал в госпиталь.

Две недели - убежал,
что бока отлёживать,
фронт успешно наступал,
там моя хорошая.

Женский полк перелетел,
сад стоит заброшенный,
ветер в ветках шелестел,
гнул плодовой ношею.

На пригорке - обелиск,
фото и фамилии...
среди незнакомых лиц,
ты, моя родимая.

лопасть воткнута комлем,
в обелиск под грушею.
Замираю, слеп и нем,
шёпот листьев слушаю.

06.03. 2015г.

Пятаченко Александр.