Урожденный Лифшиц,
Пережил Аушвиц
Грудой кости и кожиц.
Тень березовых рощиц,
Зелень пышущих пастбищ,
Все - в приветливость кладбищ.
Из простонародья,
Был беден, как призрак, но
Со временем плотью
Оброс, и глядя в окно
Он думал, что все же
Зажил себе сыто.
Блестит его кожа,
И адипоциты,
Только щеки шершавы,
Подбородок стал больше.
Жил он в Варшаве.
Тридцатые в Польше.
****
Было непросто смириться,
С тем, что настала война,
И габитус слишком семитский,
Что обрекло его на
Молчание шумных районов,
Блестящие каски солдат,
Уменьшенность рационов,
Гестапо и юденрат,
Колючие ленты Бруно,
Голодное серое гетто,
Подпол, контрабанда, коммуны.
Брутто сводит на нетто.
А после – перестук эшелонов,
Набитых его же народом,
Пот и давка вагонов,
Конечный лозунг над входом.
А после – ряды бараков,
Обреченность их борьбы,
Тысячи звездных знаков,
Черный дым из красной трубы.
А после – освобожденье
Набитых людьми чучел,
Стыдливое наслажденье
Мучением тех, кто мучил.
А после – обратно в евреи,
Попытка жить человечно,
Колебание, что же вернее:
Забыть или помнить навечно.
Урожденный Лифшиц –
Великий счастливец.
Удачлив, мерзавец.
Он пережил Аушвиц
Грудой кости и кожиц,
В окружении рожиц
Которым нет разниц,
Нет опта и розниц,
И пламенных зарниц,
Они свежести рощиц,
И влажности пастбищ
Забрали как помощь,
Что борет их немощь,
Что скрасит их полночь,
Их мрачную роскошь
Камнем сложенных кладбищ.