(От женского лица).
Не любил меня бы что ли и не чувствовал вину,
Доводя до сладкой боли чернокнижницу одну,
У которой на примете дальний стог, да сеновал...
У которой тёплый ветер на груди заночевал.
У неё среди болота старый дом на островке,
У неё не добрый кто-то бродит ночью вдалеке,
Громко ухает и хнычет, или воет на луну...
Или сам Лукавый нынче подходил к её окну?..
Потому её порока от трёхзначного числа
Не одна ещё сорока на хвосте не унесла.
И не ведают миряне: кто там тайно за рекой
На лугу ли, на поляне, боль снимает как рукой?..
С чьим возлюбленным воркует, облачась в нарядный вид?..
Или сладким околдует, или горьким похмелит?..
То ли ушлая знахарка, то ли ведьма во блуди...
Ей самой ночами жарко... с тёплым ветром на груди.
И она по книгам чёрным всё-то зная наперёд...
По своим, по тропам тёмным на болото уведёт,
Раззадорится на "одурь", среди вётел и осин
И достать попросит воду из-под кочек и трясин...
Но не всё её сподручье ночью выскользнет на твердь.
Над равниною зыбучей станут призраки хрипеть.
Из-под хвойника и ряски, из-под ягод и осок,
Будет липнуть образ вязкий на простенки из досок...
С приворотною травою закипят её котлы,
Над горячею золою встанут отблески светлы,
Искоростятся коренья, изотрутся в чёрный прах,
Заиграют отраженья в распалённых зеркалах...
Уходи оттуда ветром по медвежьей стороне.
И в тумане предрассветном выйдешь пО лугу ко мне.
Я с молитвою умою непослушного тебя,
Окроплю святой водою и... оставлю у себя.