В квартире было очень душно. Огромный диск луны медленно выполз из-за крыши соседнего дома и навис над самым окном. Неубранная закуска, оставшаяся после поминок, источала неприятный запах «подгулявшей» еды. Лев Борисович лежал на диване с открытыми глазами. Время от времени он протягивал руку, брал с тумбочки тяжелый стакан из богемского хрусталя и делал несколько глотков. Коньяк не расслаблял. Мысли пчелиным роем гудели в отяжелевшей голове. – Зачем? – в который раз спрашивал он себя. – Зачем я живу? Мама ушла… – Рывком оторвав грузное тело от дивана, быстро заходил по комнате, обхватив голову руками. – Тварь, тварь последняя! Как я мог? Она же жила только ради меня, а я… – Ма, прости, прости меня! Ну, я же не думал, что так случится. Папа, и ты прости! С тех пор, как я себя помню ребенком, уезжая, ты всегда говорил: – Сын, ты у нас очень умный, замечательный мальчик. Ты знаешь, как я люблю вас с мамой. Вы для меня – всё самое дорогое и ценное в этой жизни. Береги маму, пока меня нет. А я всегда буду охранять ваш покой, там… на своём посту.
Папа был засекреченным военным атташе. Однажды, возвратившись из полугодичной командировки, он привёз золотой портсигар, инкрустированный крупными бриллиантами. На нём была именная гравировка с надписью «За неоценимую услугу». Это была очень дорогая семейная реликвия. Папа погиб двадцать лет назад. Тело привезли в цинковом гробу и не разрешили открывать. С тех пор мама перестала быть той жизнерадостной, неподражаемой красавицей. Волосы её как-то сразу стали снежно-белыми. Модные цветные наряды она отвезла своей модистке, и та перешила их на платья для девочек из интерната. До последнего своего вздоха она носила траур по отцу. До последнего вздоха… А могла прожить ещё долго. Когда её начали мучить нестерпимые боли, её положили на обследование. Диагноз был очень серьёзным, но сказали, что если немедленно сделать операцию, всё может обойтись благополучно. Требовалась довольно кругленькая сумма. Лев Борисович нервно стукнул кулаком по столу, налил полстакана коньяка и залпом выпил. Он сидел, опустив голову на грудь, сейчас перед его глазами быстро, кадр за кадром, проходила вся жизнь.
Вот, папа приехал из командировки, он высоко подбрасывает его – розовощёкого, голубоглазого малыша, а мама, красивая, молодая, радостно рассказывает все новости: - Знаешь, Боренька, наш Лёвушка, он такой талантливый, он у нас так замечательно рисует. Репетитор английского сказала, что у него прекрасное произношение, и послушай, ты только послушай, сколько он знает уже слов, он уже может составлять целые предложения. – Лёвушка, расскажи папе стих, который ты выучил. –
В следующий папин приезд они всей семьёй едут на каток, и Лёвушка показывает немыслимо сложные пируэты на льду. Он учит английский, французский и немецкий. Всё ему даётся легко, без особых усилий. В школе – круглый отличник.
В университете ему нет равных на курсе. Девушки сами приглашают его на свидания. У него есть всё, о чём только можно мечтать. Родители не жалеют для своего единственного чада ничего на свете. И вот, наступает совсем взрослая жизнь, закончен университет. Распределение ему дадут, куда он только пожелает, а пожелает остаться в Москве – никаких проблем. Но в этом-то и проблема. Ну, зачем Лёвушке работать? У него есть всё…
Жениться Лёвушка тоже как-то не собирался. К чему эти обязательства? Да стоит ему только подмигнуть – и любая красавица готова за ним на край света. Рестораны, модные тусовки, жизнь – сплошной праздник. Отец иногда пытался завести с ним разговор о смысле жизни, но Лёвушка всегда уходил от таких бесед. – Пап, – говорил он, – ну разве ты не понимаешь, я хочу немного отдохнуть от всего, у меня не было нормального детства. Я всё время учился, и что – вот, теперь я должен каждое утро вставать, идти на работу, просиживать там свою молодость, получать копейки и что, пап, в этом я должен находить смысл? Потом Лёвушке исполнилось тридцать. А через неделю папу привезли в цинковом гробу. Маме стали платить папину пенсию, денег в семье поубавилось, но работать Лёвушка не пошёл. Шли годы, жизнь стала какой-то серой, однообразной. Мама всё говорила: – Жениться бы тебе, сынок. Я бы на старости лет хоть внуков понянчила. – А Лёвушка покупал на мамину пенсию коньяк, компании ему надоели, пил, закрывшись у себя в комнате, неделями не выходил на улицу, оброс жирком. Однажды, в магазине, увидел бывшую сокурсницу – Леночку, белокурую Мерлин Монро, как её называли, из зависти, девчонки с курса. Она округлилась, приобрела ещё более аппетитные формы. На ней было норковое манто, а в ушах, переливаясь всеми цветами радуги, сверкали довольно крупные бриллиантики. – Мерлин, – окликнул он её. Леночка повернула свою очаровательную головку, и… она его не узнала. – Лен, это же я, Лёвушка! – В глазах Леночки он прочитал сначала недоумение, потом явное замешательство. Странная улыбка – то ли брезгливости, то ли жалости – промелькнула на её миленьком личике. – Прости, Лёвушка, я тебя как-то не узнала… – Она заторопилась уходить. – Лен, подожди! Ты даже поговорить со мной не хочешь? Ведь нам же с тобой есть, что вспомнить. – Ему сейчас почему-то так захотелось остановить её, доказать, что он всё тот же, прежний, неотразимый Лёвушка. – Лен, может, давай, посидим где-нибудь? А давай в Метрополь, как раньше, а? – Леночка недоверчиво посмотрела на него. – Как раньше? – Ну да, как раньше! – Лёвушка немного занервничал, вспомнив, что в кармане денег только на бутылку коньяка, за которым он пришёл. Дома тоже не густо, мамина пенсия только через неделю. Леночка увидела его замешательство (наверное, слишком многое можно было определить по его нынешнему внешнему виду), и с ехидной усмешкой сказала: – Да нет, Лёвушка, видно, как раньше, уже не получится. – В этот момент ему захотелось ударить её, унизить, самому провалиться сквозь землю. – Нет, Лен, нет, ты всё неправильно поняла! Давай договоримся, ты где сейчас живёшь? Дай мне свой адрес, я закажу столик и вечером за тобой заеду. – Леночка хмыкнула, передёрнула плечиками, ещё раз внимательно оглядела его с ног до головы и назвала свой новый адрес. – Жди меня к восьми вечера, – крикнул Лёвушка и первым выскочил из магазина.
Сейчас он думал только о том – где ему больше дадут за папин портсигар. Времени – кот наплакал, а ему так много надо успеть. Приличного костюма нет, столик надо заказать, подстричься, привести себя в порядок, купить цветы. Но главное – незаметно взять портсигар и найти, где его сдать.
Лев Борисович глухо застонал. Какая сволочь, какой идиот! Он вспомнил лицо матери, когда она, виновато пряча глаза, говорила ему: – Лёвушка, прости, сынок. Я никогда, никогда даже в мыслях не могла допустить – продать папин портсигар. Если бы не эти жуткие, нестерпимые боли… если бы я могла просто умереть… но я же не могу умереть… и терпеть не могу. Прости, сынок. – Её белые, ставшие прозрачными, пальцы теребили больничную простыню. – Лёвушка, тебе придётся отнести в ломбард папин портсигар. – Как он ненавидел себя в ту минуту, он готов был умереть там, лечь вместо матери на больничную кровать и умереть. Но он не умер. Он жив, а мамы больше нет. Нет, потому, что он – Лёвушка, её единственное, ненаглядное чадо, смысл всей её жизни после смерти отца, – он просто прокутил семейную реликвию, чтобы доказать сокурснице, но, наверное, больше самому себе, что он не кусок дерьма, а перспективный и всё такой же неотразимый, но только уже не Лёвушка, а Лев Борисович. – Зачем, зачем я жил? Что я сделал в этой жизни? Ведь для чего-то я родился? А для чего? Говорят, у каждого человека своя миссия на земле…
Резкий собачий захлебнувшийся визг раздался, как показалось Льву Борисовичу, прямо у него на балконе. От неожиданности он подскочил, пчелиный рой мыслей разлетелся в разные стороны. Пронзительное женское – Аааааа….. помогите! – колоколом забилось в его голове. Не понимая, что происходит, он кинулся к балкону. Кто здесь? Что они делают в моей квартире? Выскочив на балкон, он сначала никого не увидел, но, подняв голову на звук, увидел свисающий силуэт на фоне огромной луны. В испуге померещилось – человек, но, приглядевшись, он понял – собака, выпала каким-то образом с балкона девятого этажа, и видимо, по чистой случайности, ошейником зацепилась за штырь у основания балкона. Сейчас она хрипела, ноги её бились в конвульсиях, а её хозяйка тоже билась в истерике и истошно орала: – Помогите! – Это было так жутко, что он сам, не совсем понимая, что делает, конвульсивно вскарабкивался на перила. Тучное тело Лёвушки вдруг стало лёгким, почти неосязаемым, одна рука его ухватилась за козырёк крыши балкона, а другой он смог схватить и рывком подбросить зад собаки. Хозяйка дотянулась до ошейника и уже почти втягивала тяжёлую собаку на балкон. В этот момент Лёвушкина рука от резкого движения лишилась опоры. Тело медленно, как показалось самому Лёвушке, стало заваливаться… Последней его мыслью было: – Неужели? Неужели только для этого я приходил в этот мир?… Я приходил спасти собаку?… Мама, папа, я приходил спасти собаку?…
Бесстрастная луна отражалась в открытых Лёвушкиных глазах, она давно прочитала в них, зачем он приходил…