Любовь есть величайший мой обет,
Никто не любит так тебя;
Я не прошу любви в ответ;
Поверь мне, или я умру, любя,
Но не слугой, я заслужил,
Чтоб господин поверил – я служил;
Но не скажу – плати, хоть голод жжёт.
Конечно, то не лучшая диета,
И не скажу, что полн живот;
Но всё ж переносимо это,
Коль сохранить Любовь и Жизнь даёт.
А коль я раб и узник твой,
Пиры гоню я от своих ворот,
Хлеб и вода – и буду я живой.
Вздох жалости – и год прожить я рад,
Одна слеза – и двадцать – вслед,
Лет пятьдесят даст нежный взгляд,
И с добрым словом проживу сто лет.
А там и тысяча вполне,
Коль у тебя привязанность ко мне;
Всё сверх – то Вечность в вышине.
Abraham Cowley (1618–1667)
My Dyet
Now by my Love, the greatest Oath that is,
None loves you half as well as I:
I do not ask your Love for this;
But for Heave'ns sake believe me, or I dye
No Servant e're but did deserve
His Master should believe that he does serve;
And I'll ask no more wages , though I starve.
'Tis no luxurious Diet this, and sure
I shall not by't too Lusty prove;
Yet shall it willingly endure,
If't can but keep together Life and Love .
Being your Priso'ner and your slave ,
I do not Feasts and Banquets look to have,
A little Bread and Water 's all I crave.
On'a Sigh of Pity I a year can live,
One Tear will keep me twenty'at least,
Fifty a gentle Look will give;
An hundred years on one kind word I'll feast:
A thousand more will added be,
If you an Inclination have for me;
And all beyond is vast Eternity .