Матери моей
Дремь, перестук вагона.
Автобус день спустя.
И, наконец, я дома.
Верней, теперь в гостях.
Вздыхала мама, охая,
что сын такой худой.
А я в ответ: «Не дохлый я,
а просто молодой!»
И к беспокойству мамы,
(после такой дороги!)
не отдыхал, упрямый,
размять хотелось ноги.
Надев отцовы брюки,
которым энный год,
хватал я ведра в руки
и шел на огород.
Текла вода по жёлобу,
текла, струясь, жара.
Наскрипывал мне жалобно
про ревматизм журавль.
Черпал я ведра полные
и, семеня, тащил.
Лил воду щедрой порцией
в будущие щи.
А к вечеру, намаявшись,
я шел домой захлюстанный.*
Меня встречали мамины
жалеющие, грустные.
Мать наливала лучшего,
парного молока.
А я над ней подшучивал.
Болтал о пустяках.
Не верила мне мама,
моей болтовне.
Она все понимала,
все видела во мне.
И она не спрашивала
про ту, которой нет.
Ей было очень страшно,
что я смолчу в ответ.
И сама молчала,
что непутевый сын,
ее родное чадо,
приехал вновь один.
А я до ночи поздней
Сидел, не печалясь.
Потом писал, а после
все рвал. Не получалось.
И было так туманно.
Я шел курить к окну.
Мне говорила мама:
– Ты лег бы, отдохнул.
И головой носатою
в колени ей упав,
обиженно посапывая,
я тихо засыпал.
Стиралось настоящее,
и я не замечал,
как падала мне на щеку
слезинка горяча.
* захлюстанный(диал.)- забрызганный