Сегодня идет переосмысление многих устоявшихся понятий, традиционных ценностей, в том числе проблем патриотического сознания, истоков массового патриотизма в годы Великой Отечественной войны. Новое восприятие старых истин есть вполне нормальное явление, отражающее динамичный и противоречивый процесс духовной жизни общества. Однако порой оно приобретает явно деформированный характер, обнажая глубокий кризис общественного сознания, утрату общенациональных ориентиров, дефицит духовности. Таким периодом для российского общества стали 1990-е годы. Разрушение СССР, отказ от старой идеологии, неспособность определить новые общенациональные ориентиры, стремление к историческому нигилизму породили духовный вакуум, неуважительное отношение к идеологии государственного патриотизма.
В острой полемике по вопросам отечественной истории дело доходило до отрицания патриотических ценностей советского народа, ставилась под сомнение сознательность массового патриотизма, делались попытки обосновать его мифологический характер. Широко известные авторы, претендующие на роль духовных наставников нации, не стеснялись упрекнуть советских людей в том, что они не воспользовались данным им в годы войны оружием и не повернули его против сталинского режима, «архипелага гулага».
Не только в публицистических выступлениях отдельных авторов поэтических сборников, художественных романов о войне, но и в специальных исторических исследованиях выдвигались в адрес советского руководства обвинения в пренебрежительном отношении к своему народу, в эгоистическом стремлении добиться победы, не задумываясь о ее цене. В этом контексте высказывались замечания о «бессмысленности» обороны Ленинграда, «целесообразности» сдачи города немцам, о неоправданности больших потерь при взятии малых высот, безымянных деревушек, о жестокости советских военоначальников и т.д. Предпринимались попытки обелить власовцев, обосновать в их лице некую альтернативу советскому патриотизму и др. В ряде изданий стало правилом хорошего тона рассматривать патриотическое сознание как консервативный анахронизм, противопоставляя его космополитическим мифам об общем «европейском доме» единой цивилизации и т.д.
Слава богу, что подобная вакханалия уже позади. В общественном сознании крепнет идея Державности, возрождения идеологии государственного патриотизм. Однако, как глаголет русская поговорка, что написано пером, не вырубить и топором. Обширная литература, антипатриотическая пропаганда тех лет оставили неизгладимый след в сознании поколения детей «перестройки», эпохи ельцинских реформ. Не столь категорично, но вполне узнаваемо идеи космополитизма периодически всплывают в публицистических научных дискуссиях, политических состязаниях. К тому же на глазах одного поколения средства массовой информации отдельные авторы, да и целые коллективы демонстрируют откровенную неустойчивость своих взглядов, конъюктурное стремление уловить «ветер истории» и подстроиться под него. А ветер в нашем Отечестве меняет направление достаточно часто.
Справедливости ради, отметим также, что в 1990-е годы в литературе, публицистике был поставлен ряд дискуссионных вопросов, вскрыты «белые пятна» в истории Великой Отечественной войны, требующие своего дальнейшего объективного анализа с позиций научного историзма.
Стремление защитить свою землю, изгнать врага, народный характер войны породили колоссальную энергию освобождения, перед которой оказались бессильными и стальные лавины противника, и неимоверные тяготы военного лихолетия, и не первые / и не последние / попытки недругов использовать противоречия многонационального, социально-неоднородного общества.
Общая опасность способствовала сплочению нации. Однако этот процесс далеко не исчерпывался стихийным порывом. Потребовались огромные усилия властных структур, общественности, граждан по превращению страны в единый боевой лагерь, обеспечению общенационального согласия и понимания в обществе. Общность патриотической атмосферы советской страны в годы войны не была адекватной ее идейной монолитности. Тезис старой политиздатовской литературы о «непоколебимом» морально - политическом единстве советского народа накануне и в годы войны явно упрощает реальную многоплановую картину формирования патриотического потенциала в стране.
Советское общество вступило в войну с грузом глубоких противоречий, социальных конфликтов, идейно - политической, культурной неоднородности. Существенно разнились взгляды и настроения партийных чиновников, советской элиты и жертв политических репрессий, светской и церковной интеллигенции, получивших «бронь» рабочих оборонных предприятий и крестьянских вдов из разоренной деревни и др. Перед лицом общей опасности многие противоречения отодвинулись на второй план, уступая место патриотическим настроениям.Вместе с тем, патриотическое сознание различных социальных групп не было однородным и отражало в себе широкий и многоуровневый спектр оттенков, позиций, взглядов, мотивацией, интересов, особенностей личного восприятия, корпоративной общественности и т.д. Старый коммунист, записавшийся в народное ополчение, и бывший кулак, ушедший в партизанский отряд, русский эмигрант – участник антифашисткого Сопротивления и комсомолец –подпольщик в тылу врага – все они сражались за Родину с общим врагом, но каждый по-своему осмысливал эту борьбу и свое место в ней.
Менялись, наполнялись новым содержанием и временные характеристики взглядов, настроений в обществе на разных этапах. Подавленность и разочарования в мифах о непобедимости Красной Армии в период сокрушительных поражений в июне - июле 1941 г не могли, конечно, не сказаться на уровне патриотического сознания граждан, включая даже «верных ленинцев», не говоря уже о рядовых обывателях, маргинальных слоях. И напротив, разгром фашистов под Москвой, триумф Сталинградской и Курской битв, другие успехи на фронте и в тылу поднимали дух народа, несли радостный свет в каждую семью, а затем и уверенность в неизбежности Победы.
В данном контексте патриотическое сознание видится как явление не только конкретно - историческое, отражающее атмосферу того времен, но и полифоническое, многоуровневое по своей структуре, содержанию, источникам формирования. К сожалению, этот аспект проблемы еще не стал предметом специального исследования. Не претендуя на полноту его охвата, сделаем попытку структурного анализа феномена советского патриотизма в годы войны.
В многоуровневой структуре патриотического сознания советского общества в годы войны как социокультурного, духовного феномена наиболее рельефно выделяются три плана: а/ официальная идеология и политика партийно-государственного руководства, средств пропаганды, информации; б/массовое настроения и устремления широких социальных слоев общества; в/ личное восприятие, чувства, взгляды, позиции конкретного человека, отдельной личности. Являясь слагаемым общей патриотической атмосферы общества, они существенно отличались друг от друга своим содержанием, формой, способами выражения, ментальностью, степенью устойчивости и т.д.
Цементирующая роль в патриотическом единении советского общества, особенно на первом этапе войны, принадлежала партийно-государственной политике. В директиве ЦК ВКП/б/ и СНК СССР партийным и советским организациям от 29 июня 1941 г., в речи И.В. Сталина по радио 3 июля 1941 г. была выдвинута общенациональная программа превращения страны в единый боевой лагерь. Коммунистическая идейность в условиях военного времени обрела новое созидательное значение. Взяв на себя всю полноту ответственности за судьбу страны, партия заметно укрепила свой авторитет в обществе, снизившийся в условиях политических репрессий, внутрипартийных «разборок» 1920-1930-х годов. Лозунг «Коммунисты, вперед», ежедневно подтверждаемый кровью и жизнью, реально отражал авангардную роль партии в те пламенные годы. «Задача большевиков, - указывалась в директиве ЦК ВКП/б/ и СНК СССР от 29 июня 1941 г.. - сплотить весь народ вокруг Коммунистической партии, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии, для победы».1
Только за первые полгода войны на фронт ушло свыше миллиона коммунистов, более трети всего состава территориальных партийных организаций. В 1941-42 гг. Костромская организация ВКП/б/ направила в действующую армию почти половину своего состава, на фронт ушли более 75 % коммунистов Нейского района.3
Одновременно в партийно-государственной политике, средствах массовой информации идет отход от узко классовой идеологии к широким общенациональным ценностям и традициям. Новые, национально-патриотические акценты советской идеологии стали звучать еще накануне войны. Теперь же они выдвигаются во главу угла пропаганды и всего политического курса правящей партии.
Уже в заявлении советского правительства от 22 июня 1941 г. подчеркивался отечественный характер начавшейся войны: « В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».2 Сама тональность обращения Сталина к народу «дорогие братья и сестры..» свидетельствовала о серьезном шаге, сделанном с кремлевского олимпа к сближению с простыми смертными. Общая опасность сближала руководство страны с ее населением, сокращала социально-политическую, духовно нравственную дистанцию между ними.
В духе национально-патриотических традиций были восстановлены офицерские погоны и звания, учреждены ордена великих русских полководцев, победные салюты, признаны права православной церкви и т.д.
Свертывалась атеистическая пропаганда. В сентябре 1943 г. состоялась историческая встреча И.Сталина с высшими иерархами Русской Православной Церкви. Был избран новый Патриарх. Открывались православные приходы, духовные школы, возрастала роль Церкви в усилении патриотического потенциала страны. Есть сведения, хотя и не бесспорные, что И.Сталин после ночных заседаний Политбюро ЦК ВКП/б/ один без сопровождения не раз заходил в Успенский собор Кремля и молился за Победу. По этой версии грозной зимой 1941 г. чудотворная Тихвинская икона Богоматери из Алексеевской церкви была обнесена на самолете вокруг Москвы».4
Вместе с тем официальный партийно - советский курс на сплочение страны не был свободен от глубоких противоречий и деформаций. Политика репрессий, депортаций целых народов, недоверие к людям, оказавшимся на оккупированной территории и в плену, жесткая налоговая политика в деревне, военно-стратегические и другие просчеты руководства страны ослабляли устои национального согласия и патриотического единения. Эти деструктивные тенденции в официальной политике особенно усиливаются в послевоенные годы.
Базисной структурной основой патриотического потенциала советского общества военных лет выступало массовое сознание справедливого освободительного характера войны. Испытывая несомненное влияние официальной идеологии и одновременно оказывая свое воздействие на нее, массовое патриотическое сознание представляло собой относительно самостоятельный и более широкий спектр настроений, позиций, чувствований, поступков многонационального, социально-неоднородного населения страны. В нем все более выдвигалась на первый план идея священной войны, спасения своей земли, отчего края от иноземных захватчиков. Противостояние «мы и они» носило объединяющий характер, затушевывая, сглаживая внутренние различия, противоречия в обществе, отодвигая на второй план обиды, претензии к руководству, способствуя осознанию общенациональной общности.
В годы войны ярко раскрылись глубинные свойства русского национального характера: коллективистское сознание, общинность, стремление пойти на жертву во имя великой цели. В который уже раз в критический момент российской истории русский народ выступил как державообразующая сила, цементирующая основа государственности и патриотизма. В утвержденном в январе 1944 г. на пленуме ЦК ВКП/б/ тексте Государственного Гимна с особой актуальностью прозвучала мысль о «Великой Руси», сплотившей союз национальных республик. Из более 11 тысячной когорты Героев Советского Союза русские составили свыше 8 тыс. человек. Около трехсот воинов повторили самопожертвенный подвиг Александра Матросова, почти две трети из них были русскими.
Художественные произведение «Русские люди» К.Симонова, «Русский характер» А.Толстого и др. по горячим следам событий запечатлели взлет самосознания и великой жертвенности русского народа. До сих пор сохраняет свою пронзительную выразительность поэтическое наблюдение К.Симонова о русской душе, так точно подметившего не ее мифическую «загадочность», а ее открытость и жертвенность:
По русским обычаям только пожарища
На русской земле, разбросав позади,
На наших глазах умирают товарищи
По-русски рубаху рванув на груди…
Массовое сознание военных лет так же не было свободным от глубоких противоречий, деформаций. Культ Сталина, гипноз официальной пропаганды, покорность, сочетались с критическими замечаниями в адрес руководства страны, допустившего серьезные просчеты в обеспечении обороноспособности, с осуждением репрессивных мер, методов управления. Массовый героизм, самопожертвование соседствовали порой с трусостью, паникерством, изменой, с проявлениями насилия, мародерства, национального эгоизма. Четырехмиллионное число красноармейцев, попавших в плен, в течение первого года войны, трудно объяснить лишь военно - техническими факторами. Нельзя умалчивать о действительных фактов массового сотрудничества с оккупантами в отдельных районах Северного Кавказа, Крыма.4
В беседе с писателем К. Симоновым маршал Жуков Г.К. заметил в 1995 году: «У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальный период войны. А войска бывали не устойчивыми и не только отступали, но и бежали и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция: дескать, народ не виноват, виновато только начальство».5
Объективное раскрытие подобных противоречий помогает с большей полнотой увидеть развитие нравственного вектора войны во всей его сложности, борении разных сил, диалектическом сочетании стихийных и субъективных организующих, направляющих начал, обусловивших, в конечном счете, нелегкую победу.
Не менее сложным и еще более автономным, хотя и взаимосвязанным с другими, в патриотическом векторе войны выступал компонент личного сознания, участия конкретного человека в общей борьбе, его мотивации, результативности. Нелегко, например, найти в мировосприятии А.Ахматовой созвучие официальной идеологии и пропаганде. Однако кто рискнет поставить под сомнение ее глубокое патриотическое чувство и веру в победу. В тяжелом 1942 г. она создала такие строки:
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова.-
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем.
И внукам дадим и от плена спасем.
Навеки!
Один из уроков суровых военных лет состоит в осознании неисчерпаемых возможностей народа, объединенного патриотической идей, исторической ответственности власти, общества, каждого гражданина за судьбу своей страны. Важно вспомнить об этом сегодня в свете славного юбилея великой Победы и вызовов современной эпохи.
Примечания
1.См. КПСС о Вооруженных Силах Советского Союза. Сб.документов.-М.,1958.-С.356.
2. Кострома - фронту. – Ярославль, 1975, - с.10
3. См. подробнее: Титков Е.П. К вопросу о сталинском повороте к церкви // Родная Ладога, 2014, №1.- с.100-118, Курляндский И.А. О мнимом повороте Сталина к Православной церкви // Вопросы истории, 2008, №9.с. 3-16.
4.См. подробнее: Журавлев Е.И. Гражданский коллаборационализм на юге России в годы Великой Отечественной войны // Российская история,2009,№6.- с. 28-40.
5. См. Маршал Жуков : полководец и человек. Сб. в 2-х т.М.,1998.Т.2.-с.190.