* * *
Мастер Кун-фу из Шао-Линя —
ветер бьёт снежными зарядами в лицо.
Безбашенный высокий кран
по прозвищу «Трахома»,
как Дон-Кихот вперёд вытягивая руку,
натужно воет возле эстакады.
— Фу ты, хрен моржовый! Куда же ты… —
кричит охрипший бригадир.
Груз — огромная труба —
вот-вот меня ударит и сбросит вниз
на иглы хищные пигмейки-арматуры.
Но поздно — я ничего не слышу, —
присел, метнулся в сторону
и ловко ухватил рукой,
как бешеную лошадь у обрыва,
за край трубу, летящую над самой головой.
Так мяч вратарь хватает расторопный,
так ловит кошка муху налету.
— Майна! Майна! — удар металла о металл
похож на звон меча о щит легионера.
Снимаю рукавицу и тру замерзшее лицо
горячей от волнения ладонью:
— Шабаш! Шабаш! Шабаш!
Как звёзды вниз летят — в наш трудный мир,
так мы спускаемся с небесной эстакады
и, оставляя позади глубокие красивые следы,
бредём устало по девственному снегу.
А по дороге смеёмся над Михалычем:
— Гляди, Профессор, штаны-то потеряешь!..
Старик не обижается — он комик наш любимый.
В бытовке жарко. На столе
жестянка ржавая с окурками, ключ 28 на 32,
оранжевая каска и мутный, пока пустой, стакан.
У двери валяется железный толстый трос,
как чёрная змея на капище Мамоны.
Стакан со спиртом уверенно идёт по кругу:
— Эх, пробирает до самой сраки!..
Потом за стол садятся и стучат костяшками,
как черти в преисподней, —
всё утопает в синем дыму от беломора:
— Михалыч, клади шестёрку!..
— Эй, он мухлюет! Ну, сучара, берегись!..
Вдыхая запах пота, смазки и железа, я зашиваю
сырую рукавицу, лохматую, как борода Михалыча.
Слышен голос ветра в пролётах стальной
ажурно-невесомой эстакады —
она упёрлась гордо в невидимые звёзды
прямо за бытовкой, прямо здесь,
где занесённый снегом, неподвижный экскаватор,
словно Гамлет, задумался над ямой
о неизбежной смерти.
2003 г.