Царь-океан размывает снежные мели
и колоссально ширится, устремляясь вдаль.
Так странно и тихо, и глаза занемели,
и протянули истомно и тихо: "Пускай..."
Корабль бессмертный у пристани
дымообразен и волноподобен.
Мы всю жизнь разрешаем mystery,
затушёвывая прочие "кроме".
Я замкнут в каюте под ватерлинией;
воздух заперт и спёрт.
То ли дерево, то ли я отдаю гнилиной
и катится плотно-синее
дыхание сонно-невинное
в потолочную томность звёзд.
Нездоровый сон, будто внезапный град;
отбивает чечётку внутри, в черепной коробке.
Ночь за днём, свет за тьмой, за перепадами перепад.
Уголь и, кажется, память в пароходной топке.
Нужно бежать, плыть и лететь, ехать или ползти;
прочь и напрочь исчезать к чёрту.
С гор на равнину, с равнины к пропасти.
Всё написанное перечёркивать,
будто и сам перечёркнут.
Важное - выкинуть, прочее - сжечь,
но огнём не задеть чужое.
Зарядить, словно в пушку картечь,
самое главное и дорогое
и хладнокровно пальнуть.
И тогда, обнаружив спокойную водную гладь и сфумато,
пепел, родившийся из огня,
призадумаешься, надо ли
знать, что настолько не любишь себя.
И.С.