и, казалось бы, только вылечились и забыли.
затянулись порезы, канули в лету раны.
и отмыться смогли ото лжи, темноты и гнили.
перестали искать в себе и других изъяны.
ясный мальчик нас любит, родная, видишь?
если видишь, чего же тогда в печали?
наши демоны снова на волю вышли.
рифмовать и смеяться под солнечными лучами.
от чего же, скажи, если все так светло и честно,
ты опять в темноте подвываешь тихо.
хоть в груди, где-то слева нежно, тепло и тесно.
но тоска за ребром говорит о грядущем лихе.
наш мальчишка, возможно, спасет и спасётся сам.
или с мягкой улыбкой загонит нам нож под сердце.
эта боль разойдется по полюсам,
закрывая к дальнейшему счастью попутно дверцы.
ну поплачь, моя милая, комкая тишину.
а потом улыбайся и смейся, малыш, на людях.
если рыцарь предаст, то принцесса пойдет ко дну.
но за этим вот дном, знаешь, космоса уж не будет.
у него в руках наше сердце и тонкий стальной кинжал.
он играючи ранит, царапает и кусает.
и слова его стали острее, чем сотня жал,
как с размаху пощёчины - дёргают и ломают.
***
ты прости, мое солнце, что высказать не могу,
свою боль. не хочу тебя зря тревожить.
я смогу усмирить свою злую страстей пургу.
или ты, наконец, сумеешь меня уничтожить.