Хочу этой публикацией выразить благодарность замечательному мастеру слова искусствоведу и члену Союза писателей России, лауреату литературной премии им. А.К. Толстого и спецкору газеты "Православный Санкт-"Петербург" Алексею Бакулину за великолепную статью о прекрасном художнике Бахлуле Исмаилове!
А художнику от имени многочисленных почитателей его творчества хочу пожелать вдохновения и новых замечательных работ!
Алексей Бакулин
МУДРАЯ КИСТЬ, ПОЮЩИЕ КРАСКИ
Заметки о творчестве Бахлула Исмаилова
Перепечатано со страницы художника вКонтакте: https://vk.com/id124738927
Настоящее искусство — это то, что создано художником, но живёт самостоятельно, независимо от своего автора, как некое явление природы. Мы не можем создать морской берег, с прибоем и скалами; мы не можем вырастить лес с полянами и чащами; мы не можем зажечь новую звезду… Зато некоторым из нас удаётся создать свой мир — живущий уже вне человеческой воли. Такое бывает и в поэзии, и в музыке, — и в живописи, разумеется. У меня дома в гостиной висит картина Бахлула Исмаилова «Флоксы», и я не могу взглянуть на неё, чтобы при этом не исчезнуть из квартиры и не оказаться в этом летнем саду, возле этого цветника, перед этими цветами. Флоксы-то живут, цветут, сияют, — на них нельзя смотреть просто как на деталь обстановки, как на яркое пятно на стене: это мир, существующий по своим законам, — и если смотришь на него, то, стало быть, и законы принимаешь, и жизнью его живёшь. Что-нибудь одно: или ты смотришь в сторону, и тогда остаёшься в комнате, или ты смотришь на флоксы — и тогда ты в цветнике. Такая вот магия искусства.
Или взять другое — известное — полотно Бахлула Исмаилова: «Девочка с арбузом»: вот почему, скажите, когда я смотрю на эту картину, я чувствую на языке рассыпчатую арбузную мякоть, а по щекам моим явственно течёт липкий арбузный сок? Я могу сколько угодно смотреть на фотографии с арбузами, — даже на очень чёткие фотографии, цветные, — но того же эффекта не достигну!
Тут ведь дело не в том, что, будто бы, Бахлул Исмаилов пишет «похоже», «как в жизни»; нет, он создаёт кистью новую реальность — вот в чём дело. И вот почему, находясь среди картин этого художника, хочется не думать о технике, о мастерстве, о выразительности и т.п. — хочется просто наслаждаться яркой, сочной жизнью, не нарисованной, но созданной Бахлулом.
Потом, потом, уже выйдя из зала галереи на свет Божий, начинаешь, разумеется, размышлять и о технике, и о живописных приёмах, пытаешься разгадать секрет художника: как он этого добивается, как ему такое удаётся… И, хотя прекрасно понимаешь, что объяснить словами можно только бездарность, а талант, да ещё высокий талант, — он выше слов, — всё же стараешься сформулировать нечто.
Давайте, сейчас тоже попробуем словесно сформулировать некоторые особенности живописи Бахлула Исмаилова.
Во-первых, выделим любимые темы художника. Кажется нам, что это — дети, женщины, цветы. Это, может быть, не исчерпывающий список, даже точно — не исчерпывающий… Вспоминается, как к 100-летию Октябрьской революции галерея попросила его создать что-то на соответствующую тему; и я недоумевал: ну, какая связь между живописью Исмаилова и революционной тематикой? А Бахлул взял и написал портрет Ленина, — маленький, в плакатной манере, но настолько выразительный и, я бы сказал, мудрый, что оставалось только руками развести: вот, оказывается, какой диапазон у этого автора!..
И всё-таки: дети, женщины, цветы. Это в творчестве Исмаилова то, что захватывает, то, что остаётся в сердце. Нельзя забыть и девочку с арбузом (собственно, с двумя ломтями арбуза — по ломтю в каждой руке!); и другую девочку — на качелях, в компании со щенком (картина «Друзья»), и худенькую голубоглазую Аню в разноцветной шапочке; и сонную малышку Кумай на пуховых подушках; и старательную юную пианистку… Тем, кто не видел этих картин, сразу скажу: ни в коем случае не воображайте, будто Бахлул изображает пухленьких умильных ангелочков! Дети на холстах у художника и милы, и необыкновенно обаятельны, но отнюдь не сахарны, не открыточны: это настоящие дети, живые, те, которых мы действительно любим, а не просто умиляемся, те, за которых мы радуемся, от которых порою и вздыхаем («Посмотри, всё платье перепачкала арбузным соком!..»)
Всякий знает, что дети — это прежде всего движение; поэтому, если хочешь верно изобразить детей, изучи сперва, как они двигаются. Бахлул Исмаилов эту тайну постиг в совершенстве, и хотя никакого бурного движения на его холстах и не происходит — (нет ни беготни, ни размахивания руками…) — всё же изображение движется, перетекает из одной секунды в другую, создаёт твёрдое ощущение длящегося времени. Возьмём, к примеру, чудесную картину «Полина с помидором»: белокурая малышка в длинной белой рубашке взяла обеими руками огромный красный помидор и только поднесла его ко рту, как что-то в стороне отвлекло её внимание; она ещё готова укусить помидор, но душа её уже устремлена к чему-то более занимательному. Вот посмотрите: девочка на холсте стоит неподвижно, помидор держит крепко, ронять его не собирается, — но почему для описания этой статичной композиции требуется столько глаголов: «взяла», «поднесла», «приготовилась», «что-то заметила», «взглянула», «заинтересовалась», «отвлеклась»?.. Глаголов хватит на небольшой рассказ с законченным сюжетом. Спрошу, кстати, (никого ни с кем не сравнивая): какой сюжет можно усмотреть в серовской «Девочке с персиками»? А на «детских» картинах Бахлула сюжет присутствует непременно, хотя их ни в коей мере нельзя отнести к жанровой живописи: они чуть глубже обычного жанра, ибо, в конечном счёте, движение персонажей определяется движением их души, — и эта-то живая душа заметна зрителю в первую очередь.
А вообще, если уж речь зашла об одном из моих любимых полотен Исмаилова «Полина с помидором», то давайте на его примере рассмотрим, как художник организует свет на своём холсте. Он обожает контрасты, но никогда не даёт их в лоб, грубо. Вот смотрите, как нарастает свет от нижней части картины к верхней — от тёмно-зелёных и чёрных полос на коврике, до залитых золотыми лучами плеч девочки, и далее — к её изнутри освещённому лицу и к пушистым, бронзового оттенка коротеньким волосам: идёт движение от ночного мрака к яркому утреннему солнцу. Полина как бы вырастает из ночи в утро, и ярчайший, крупный помидор своею аппетитной алостью словно помогает ей в этом движении. А потом зритель замечает, что пунцовый помидор рифмуется с алым цветом ногтей на ногах у девочки: у малышки-то, оказывается, педикюр!
С удовольствием говорил бы ещё об этой картине, но у Бахлула Исмаилова столько замечательных работ, что жаль забывать о них.
Поговорим теперь о его женских портретах. Говорят, что творчеству Исмаилова присущ психологизм. Не знаю… И не знаю даже, похвала ли это — указание на наличие психологизма. Слишком часто приходилось видеть, как излишняя забота о психологической проработке уводила иного художника в сторону от живописи. Между тем для живописца показать душу человеческую, (а в особенности, женскую!) правильнее всего будет именно живописными методами, — что, собственно, и делает Бахлул. Почему так привлекательна его «Балерина», у которой на лице не отражается, кажется, ничего, кроме, может быть, терпеливого ожидания? Потому, что женственность — не в психологии, а художник сумел запечатлеть именно женственность, едва ли не одним только подбором красок: на фоне тяжёлом, тёмно-багровом, белоснежная пачка балерины, нежная теплота её кожи, глубокая синева больших глаз — создают почти физическое ощущение лёгкости, незащищённости и изящества. Но, конечно, не в одних красках тут дело… Опять-таки присутствует до магии доходящее умение Исмаилова ухватить момент живого движения модели, совершенной естественности и позы, и лица. Вот посмотрите: балерина в ожидании, возможно, выхода на сцену, о чём-то замечталась, или, может быть, чем-то залюбовалась, подперла голову кулачками… Она не позирует ничуть, она в своём, в далёком, — и она вся живая!
А вот «Актриса» — она, напротив, именно позирует: заняла наиболее удобное положение в кресле, и смотрит на зрителя пристально, несколько свысока, даже как бы неприязненно: «Ну, так что же вы хотели мне сказать?..» И вновь, как в «Балерине», женское естество выражается через контраст нежной, светящейся кожи, чёрного, сливающегося с фоном, платья, — но тут присутствует ещё и кроваво-красная обивка кресла, и этот опасный красный цвет придаёт драматический колорит всему холсту.
Нельзя тут не сказать и о портрете женщины в чадре. Собственно говоря, вся картина представляет собой чёрный прямоугольник, на котором несколькими беглыми штрихами намечены контуры женской головы, и среди этой черноты, среди этого мрака из прорези в чадре на нас смотрят живые глаза молодой женщины. Вот задача для портретиста — познакомить зрителя со своей моделью, показав только её глаза! И что это за глаза? Усталые, может быть, чуть печальные, взгляд их, что называется, устремлён в себя… Впечатление такое, что перед нами на секунду раздвинулся мрак, и из него глянула человеческая душа — бестелесная, почти безвозрастная, но совершенно определённо — женская! Что удивительно, — что и сами эти глаза полны окружающего их мрака: чёрные брови, густые чёрные ресницы, маслинно-чёрные зрачки… Это сама Тьма (она ведь женского рода!) смотрит на нас. Да нет, не на нас, вовсе не нас: мы слишком незначительны перед этой богиней ночи…
И вот ещё один из моих любимых холстов: «Сыночек», — где юная мать держит на руках спящего малыша-сына. Тут, кстати, вполне естественным образом сливаются и «детская» и «женская» темы в творчестве Исмаилова. Меня всегда завораживал на этом полотне резкий контраст мужского и женского начала, ибо малыш-то он — малыш, но зрителю ясно видно, что это именно будущий мужчина: черты его лица недвусмысленно мужские, и спит он так серьёзно и важно, точно занят нешуточным мужским делом. А вот мама его, совсем юная, — кажется, что она даже моложе своего младенца, —пухленькая, с тонкими, ясными чертами лица, освещённая утренним солнцем и изнутри освещённая светом материнской любви… Любопытно, что назвать эту картину вариацией на тему Мадонны, вряд ли возможно. Казалось бы: мать с младенцем на руках — какие тут ещё могут быть ассоциации? Но нет, не получается; и дело не только в том, что мать стоит почти спиной к зрителю… Нет, оба они — и мать, и сын совершенно земные, наши, человеческие, и образ матери не несёт в себе ничего жертвенного, она полна счастья — земного счастья, и надежды, — совершенно земной надежды… Мать устремлена взглядом к раскрытому, освещённому утренним солнцем окну, — это окно не в небеса, но в наш, земной мир, и мать надеется на то, что мир этот обернётся радостью для её сыночка…
Я, право, затрудняюсь, какую ещё «женскую» картину отметить у Бахлула Исмаилова; они все мне очень нравятся: и «Доброе утро», и «Ожидание», и «Устала», и «Портрет жены»… Тут хотелось бы отметить вот что: как дети на его полотнах никогда не напоминают херувимчиков, так и женщины никогда не красуются, даже если они очень красивы, никогда не «подают себя»; если они грациозны, — то это естественная, повседневная грациозность, если они милы, то это потому, что душа их не очерствела. Бахлул мастерски может показать красоту без украшательства, без красивостей; это как нарисовать цветок — он не нуждается в дополнительных украшениях, вся его прелесть в нём самом.
И вот — цветы на холстах Исмаилова. Если женщины у него всегда земные, всегда узнаваемые, такие, каких мы встречаем постоянно, то цветы у него — это всегда прорыв к небесам, всегда нечто неземное. Оно и понятно: всякий цветок подобен ангелу, он не вполне от мира сего, он живёт своей красотой, — и Бахлул умеет это увидеть. Его «Ромашки», освещённые ярким солнцем, как бы сами переходят, переливаются в солнечный свет; его «Гладиолусы» взрываются, устремляя к небесам фонтан ярких красок; а «Флоксы» ощутимо благоухают, создавая вокруг себя летний день.
Ещё раз скажу, что диапазон творчества Бахлула Исмаилова очень широк и отнюдь не ограничивается только «детской», «женской» и «цветочной» темой. Просто свет, присущий его краскам, нагляднее всего проявляется именно в этих работах. По кисти Бахлул — оптимист, я не вспомню у него ни одной мрачной, томительной работы. Даже если он пишет портрет уставшей, душевно измотанной женщины, — это только фиксация момента, а отнюдь не изображение мировой скорби. Но взгляните, как он это делает: каким нервным напряжением отдают эти частые чёрно-белые полоски на платье модели! Какой душевной раной видится этот багрово-красный отсвет за её спиной! Психологизм ли это? Не знаю… Здесь обо всём, что творится в душе человеческой, говорит только живопись: сочетание цветных пятен, организация освещения… Нет, это не психологизм, а мудрость — особая живописная мудрость, которая может быть присуща только художнику! Кстати, вы знаете, что слово «Бахлул» в переводе означает «мудрец»? Всем известно, что имя не может не отзывать на судьбе своего носителя. Как говорил святой праведный Иоанн Кронштадтский: «По прозванию твоему и судьба твоя будет».
Живописная, красочная мудрость пронизывает все полотна Исмаилова. Как истинный мудрец, Бахлул никогда не ограничивается внешней стороной явления, он видит глубже, он проникает до души. Хотя живописная мысль и не поддаётся словесному выражению, но она действует на сознание помимо слов: взгляни на картину, и ты поймёшь нечто такое, что раньше было от тебя закрыто.
И ещё — Бахлул Исмаилов слышит голос своих красок. Каждая из его красок поёт чистым ясным голосом, и на холсте эти отдельные голоса складываются в стройный хорал. Это особенно хорошо чувствуется на персональных выставках, когда почти что ушами слышишь мелодии, исходящие от картин, — и у каждой свой напев. В этом смысле особенно показательны его пейзажи, о которых мы ещё не сказали ни слова. А между тем, они невероятно музыкальны, — все до последнего мазка подчинены песенной гармонии, где цветовые тона переливаются в музыкальные…
Слушать эту музыку, впитывать эту мудрость, — вот что даёт зрителю путешествие по живописному миру Бахлула Исмаилова. Я надеюсь, что путь по его творчеству принесёт вам немало радости, и душа ваша с благодарностью отзовётся на все те дары, что предложит ей художник.
Алексей БАКУЛИН