Знатоки

Дастин Зевинд
В бытность своего веселого студенчества я подрабатывал где мог, поскольку на обычной стипендии особо не разгуляешься, а красивые девочки за просто так в лес по грибы не ходят.

Вначале мы с дружком разносили офисную почту (интернета еще не было) и религиозную литературу, затем пиццу, кофе и горячительные напитки. Но, как только наш любимый железный занавес пал, туристы со всех уголков мира ломанулись к нам за русской экзотикой. Взятые врасплох “Интурист” и кооперативные турагенства едва успевали идти в ногу со временем, и, для удовлетворения нужд нэпманского рынка услуг, нанимали всяких охламонов, типа меня и моего друга.

Зная три с половиной европейских языка, плюс родной, луороветланский, мы устроились в одной полулегальной конторе внештатными экскурсоводами.

“Однажды в студеную, зимнюю пору” нас вызвали среди ночи для очень срочного заказа. Предстояло провести экскурсию с группой немецких бизнесменов по местам чукотских достопримечательностей (!), или “выкручивайтесь, как хотите, но чтобы клиенты были довольны!”

Мозголомка в том, что круглосуточно работающих экскурсионных услуг в совке не было, а музеи, как известно, всего один раз в год по ночам открыты, с 20 на 21 мая. Куда их вести, в угольный карьер Анадырь, что ли, в тайгу на погибель, как Ванька Сусанин?! Однако, срубить хрустящих гринов хоцца. Сметливый дружок подкинул идею:

- Давай-ка ты гансиков полчаса по городу покатай, а я с пузырем пшеничной к сторожу Музея изобразительных искусств схожу. Он человек культурный, ситуацию поймет, и откроет нам на часок картинную галерею.

- Добро – говою ему я, хотя ничего доброго из его затеи не выглядывало, - знатоки пивасика и тараньки с Кандинскими и Малевичами не дружат, кто на себя возьмет просвещенный спич?

- Ты и возьмешь, у тебя язык подвешен, а я буду им переводить, надеюсь, идиш им знаком.

В общем, деваться некуда, что в лоб, что по лбу – все едино!


Музей нам отворили с нескрываемой радостью: “...по такому случаю отчего бы не выпить... вы только не торопитесь, и покажите немчуре все наши картины, пусть знают, мы к ним с войной не ходим...” 


Сведущему глазу экспозиция, наверно, была довольно интересной, немцы охали и ахали. Я же, абсолютно не разбирающийся в живописи, тем более в ее абстракционистской части, нес такую околесицу, что будь среди них хоть один знаток чукотского, подали бы на меня в европейский суд по правам человека за откровенное разводилово. Но они, наивные бюргеры, наслаждались не моим псевдонаучным докладом и даже не приемлемым переводом моего дружка, а вполне пролетарским искусством.

- О, я, я! Зер гут!

Войдя в роль местного знатока авангарда, я продолжал куражиться:

- Вы только взгляните, какие смелые желто-буро-бежевые пятна, какой колер, какая композиция! – и всё в таком же духе – Сие вам не хрен собачий, а русский футуризм! 

- Смотри, а какашки, прям, как настоящие! – восхищенно подпевает мне дружок - советская школа гиперреализма!..

Но внезапно появившийся сторож подпортил нам всю малину. Окинув осоловевшим взглядом собравшуюся публику, на чистейшем немецком сообщает:

- А это... извините, господа, - говно... Тут у нас вчера канализацию прорвало... малость побрызгало наши весёлые картинки... Ничего, высохнут, на реставрацию отдадим...