В безмятежном одном королевстве
Был премудрый и славный король.
Мир царил в этом добром семействе,
И у всех на столах - хлеб да соль.
Всем по нраву такая юдоль –
Веселилась и пела округа,
И счастливый народ, и король
Хорошо понимали друг друга.
Но в пределах бытийного круга
Вечной жизнью ничто не живёт:
И звезда, и дворец, и лачуга -
Всё когда-то конец обретёт.
А пока что послушный народ
Короля своего почитает,
Тот указы в стране издаёт,
Честь по чести народ исполняет.
По утрам пастухи выгоняют
На обильные пастбища скот,
Этот сеет, а тот убирает –
Всё своим распорядком идёт.
По Указу весна настаёт,
Дождь грибной по Указу прольётся,
В час веселия песни поёт,
Пляшет шумный народ и смеётся.
А с небес благодать им даётся
И под радостной сенью Харит
Детский смех тут и там раздаётся -
Дух беспечного детства царит.
На полянке у старых ракит
Малыши мотыльками порхают,
Нянька дряхлая их сторожит,
Над вязанием сонно вздыхая.
Уж давно свет амурного рая
Не ласкал её сердца теплом
И к вязанию тянутся, тая,
Мысли нитью о счастье былом.
А в светлицах своим чередом –
Кольца, броши, венки, как напастье,
Красны девки сидят под окном
У зеркал в ожидании счастья.
Ни беды им с небес, ни ненастья –
С жизнью, можно сказать, повезло,
Но изменчиво хрупкое счастье
И не дремлет коварное зло.
Если были вы в том королевстве,
То у входа приметили вяз.
Он высок и раскидист, и девствен,
И прохожего радует глаз.
Не тронут он ни вихрем, ни грозой,
Ни злою человеческой рукой.
Соловей там в предутренний час
Зорьку ясную песней встречает,
Короля, королеву и нас
Для трудов ото сна пробуждает.
Из-под тёмных корней выбегает,
Как дитя, чист и весел ручей.
Он свободен, как дух, он ничей,
Всей вселенной себя предлагает.
Жажду влагой его утоляет
Птица, зверь и прибрежный осот.
И с кувшином к нему прибегает,
Утром весь королевский народ.
Тут заметим, король воду пьёт
Во дворце из другого истока,
Что родник ему щедро даёт
Из подземного хладного тока.
Однажды, взяв свои кувшины,
Пошли весёлою гурьбой
Подростки, женщины, мужчины
К ручью за чистою водой.
Они спускаются в долину
И видят странную картину.
Ни глазу их, досель, ни слуху,
Так не являлась ипостась –
Купалась в их ручье старуха,
Смывая вековую грязь.
Шепну тихонько вам на ухо,
Была премерзкою старуха:
Все члены кривы и худы.
Горбатый нос, как знак вопроса,
Он доставал до бороды,
А может, борода до носа,
Но множа девичьи печали,
Он с младости, как видно, рос,
И не вопрос, как целовали?
Как ела баба? - вот вопрос.
И на лице её морщины
Сплелись в ажурную вуаль,
К ним от рожденья до кончины
Не прикоснётся «Лореаль».
А что касается кудрей
На «деве» нашей, то ей–ей,
Когда-нибудь в лесу вы зрели
Столетний мох на старой ели?
Тут тоже был «прикид» такой -
Текли, как мох, власы седые,
И на плеча её худые
Сбегали грязною струёй.
А из одежд на ней – ни тлена,
Ведь мылась, надо понимать,
Тут в самый раз ей от «Кардена»
Портного б, чтобы смерки снять.
Так скажем, плавала в низине
Не лебедь в дивной красоте,
А в безобразной наготе
Плескалась старая гусыня.
Народ к безумству на свиданье
Не подвигало ничего,
Но рот открыть в немом молчанье,
Поверьте, было от чего.
Но вот народ приходит в чувство,
Всё начинает понимать,
И спешно ищет он искусство,
Старуху круче наказать.
Он сам себя подогревает,
Шумит во гневе сам не свой,
И вот, как часто и бывает,
Народ становится толпой.
Толпу же с превращеньем разом
Обычно покидает разум.
Толпа жестока, безрассудна,
Готова жечь, крушить, ломать,
Страшна и тем, что многолюдна,
И тем, что ей ума не дать.
Лишь тот ей может управлять,
Кто ранее, не тратя время,
Ей разум смог «перепахать»
И там «посеять» смуты семя.
Кричат: Побить её камнями!
Иль сжечь, как ведьму! – угрожают.
Бежит уж кто–то за дровами,
А кто–то камни собирает,
Что б им потом придать полёт,
Как впрочем, некто подмечает –
Сосредоточился народ.
А что ж старуха? Что злосчастна?
С толпой, уж коль судьба свела,
Была старуха не согласна
И в том уверена была.
Как шершень тайно прячет жало
В брюшке своём, по естеству,
Так до поры она скрывала
Своё искусство к колдовству:
Два раза повернулась влево,
Как будто мерила наряд –
Тут звуки странного напева
То смолкнут, то опять звучат.
И над водою прошептала
Три слова, с места не сходя,
Поворотилась и пропала,
Всех мерзким взглядом обведя.
Так месяц, в небе проходя,
За тучу чёрную ныряет
И в миг от взгляда ускользает,
Впрямь, как от чёрта попадья.
Пришлось толпе в немом молчанье
Уж во второй раз рот открыть.
Кто ж ожидал, что так печально
Старуха может удивить?
Так егеря, загнавши дичь,
Уж могут жадными носами
Шашлычный аромат постичь,
И пьяны винными парами,
Ещё бутылок не открыв,
Но видят вдруг их планов срыв.
Ну что там за беда такая,
И я сказал бы, ерунда.
Ждала людей беда другая,
Уж настоящая беда.
А в том она, что если кто–то
(Что надо всем иметь в виду),
Попьёт из ручейка, всего-то,
С рассудком будет не в ладу.
Напомним тем, кто забывает
Природы нашей ремесло,
Как лось всегда лося рождает,
Так зло рождает только зло.
И это люди подтвердили –
Беду злобою породили,
И принесли её домой
В кувшинах с чистою водой.
И с той поры всё королевство,
За исключеньем короля
Да королевского семейства,
Такие пишет вензеля,
Что не понять и мудрецам,
И чёрт там ногу сломит сам.
Коль есть нужда, судите сами,
Но весь их жизненный устой
Перевернулся вверх ногами
Иль вниз бредовой головой.
Вдруг прелесть женская мужчину
Уж перестала привлекать,
И стали вожделенно в спину
Мужчины на мужчин взирать.
А девиц, просто наказанье, -
Одну к другой влекут желанья.
Коль люди могут привнести
В любовь такое вольнодумство,
Что сделать, Господи, прости,
Уж коль безумство – есть безумство,
Тут лишь руками развести.
Но в том немного их вины,
Прости их, Бог, - они больны.
Но вот беда – они активны,
Они меньшинства создают.
«Меньшинства» - задержитесь тут,
Не оказаться чтоб в наивных.
Меньшинства – это много значит,
Тут надо быть настороже -
Не просто де болезнь маячит,
Тут эпидемия уже.
Они идут на гей–парады
И требуют от короля
Признать за норму их услады
И узаконить немедля
Созданье браков однополых.
Ну вот - дошли до дней весёлых.
Ужель придумать можно блудни,
Чтоб большая была беда?
Куда же тут ещё абсурдней?
И сумасброднее куда?
Другие тоже в алогизме
Не отстают от странных пар,
У них - своя стезя по жизни
И свой у них репертуар.
Лжецы, разбойники да воры -
Все при дворе жить норовят.
И там одни лишь разговоры,
Чтоб каждый жил ни клят, ни мят,
Найти им надо путь скорейший
В министры иль в совет мудрейших.
Они за тем лишь там следили,
В усердье не жалея сил,
Чтоб кто-то больше не стащил,
Да что ещё не утащили.
Так наш король, не будь ворона,
Не отходил на миг от трона.
Блюл мебель неусыпным оком,
Чтоб не упёрли ненароком.
Безумство, хоть и безгранично,
Но всё ж вписалось органично
Во все слои, во все структуры:
В культуру, в быт, в номенклатуры.
Везде упадок и разруха -
Ну, натворила дел старуха!
Народ же, ранее послушный
И почитавший короля,
Пошёл на улицы подушно,
В протестах душу веселя.
Пошёл непримирим, и злобен,
И эхом полнится Земля:
Король наш править неспособен!
Долой дурного короля!
Король, пока что при короне,
Смекнул, бедова голова:
Не удержаться мне на троне,
Ах, кабы мне узнать слова -
Те, что старуха прошептала.
За это дал бы я немало.
Но делать нечего, и он
Идёт к супруге на поклон,
Чтобы спросить её совета –
Как же сбагрить горе это?
Порою жёны королей,
Средь многой братьи королевской,
И прошлых лет, и наших дней,
Своею мудростью житейской
Превосходили их мужей.
Эта ж - в маске огуречной,
В бигудях из серебра,
Пела песенки беспечно
Прямо с раннего утра,
Про удала ямщика –
Сердцу милого дружка.
Молвит он, потупив очи:
Королева,…ну,…короче,…
За вчерашнее прости,
Что с собой не совладал –
Дурою тебя назвал.
А теперь пришёл просить
Дать мне твоего совета,
Как бы нам уж до рассвета,
Супротив бесовских чар,
Поубавить сей пожар.
Королева - без раздумий:
Коль ты умный, ты и думай,
Где уж, дуре - мне понять,
Как народец твой унять.
Слушай, королева, мать,
Ну тебе ж не наплевать,
Что народ меня гнобит,
Сбросить с трона норовит.
Думай полу - шарьем левым,
Кто же это не поймёт?
Ты ж не будешь королевой,
Коль до этого дойдёт!
Ладно, молвит королева,
Дам тебе такой совет,
Но прими его без гнева,
Знай, другого просто нет.
Чтоб с народом примириться,
И без смуты наперёд,
Должен ты испить водицы
Из ручья, где пьёт народ.
Должен стать ты безрассудным
И безумным, как они,
И в согласьи обоюдном
Потекут былые дни.
Ситуацию мы сможем
Удержать в своей руке,
Коль заговоришь с народом
На его же языке.
Знай, в истории сей мерзкой
И минуты не пройдёт –
Взбунтовавшийся и дерзкий
Твой народ тебя поймёт.
Опечалился наш славный
(Как-то всё же не с руки) -
Был премудрый, был он главный,
Тут же - сразу в дураки.
Ну чего уж тут канючить,
Рассуждать: туды - сюды,
Жажда власти больше мучит,
Чем пустыня без воды.
Хватит голову морочить –
Вдруг решился наш герой.
Тут же, крепко стиснув очи,
Впился он в кувшин с водой.
В миг такую он в запале
Околесицу понёс,
Что дубы затрепетали
В том лесу, что рядом рос.
Людям же, как знак надежды -
В радости и знать, и голь:
«Мудр король наш, как и прежде!
Мудр! Да здравствует король!»
Люди, что покой смущали
В королевстве в эти дни,
К государю прибежали,
Повинились перед ним.
И клялись ему смиренно,
Не жалея чувств и слов,
В бескорыстной службе верной
До скончания веков.
И вот мораль из сказки сей,
Для тех, кто этого не знает,
Народ достоин королей,
Которых сам и выбирает.