Таганка и рыдала, и шипела,
Столица позабыла про дела,
Когда спешил народ на вынос тела,
В беспечности июльского тепла.
Забыв про олимпийские арены,
Толпились в переулках москвичи,
Где выли милицейские сирены,
Мигалки вместо траурной свечи.
Под гром оваций двинулись из зала,
На Божий свет из душной темноты,
К дороге до последнего причала,
Где по асфальту яркие цветы.
Ушел из жизни. Нет, погиб на взлёте,
Измотанный невидимой бедой,
Как мученик казнен на эшафоте,
И в даль один умчался конь гнедой.
Годами оставляемый "друзьями",
Низринутый в угоду для властей,
С вершины пьедестала к черной яме,
Лавиной человеческих страстей.
В блестящей мишуре богемной гнили,
С улыбкой плотоядного лица,
Его на бис пьянили и травили,
До самого последнего конца.
Таганка и рыдала, и шипела,
Столица позабыла про дела,
Когда спешил народ на вынос тела,
В беспечности июльского тепла.