Пошли мы как то раз на дело с мужиком.
За тот последний хлеб, что отобрали у нас жадно.
Он был в папахе, с обрезом мосинки, усами боевыми.
Гордый джигит али нарком.
Как в девятьсот сороковые.
Иль не успели расстрелять, али на цепь не посадили.
Мужа того звать просто было.
Имя то людское и даже русское исконно.
И не джигит он, из последних строк. —Да, да. И даже в этом сказе есть капля юмора дружок.
А только стержень тот не человека, братцы в нём.
Коли не поняли, тот зверь жесток.
И был он точно не нарком.
Опять, с потухшими глазами, юморок.
За все свои поступки зверства,
По долгой северной тропе.
Кругом в тайге затихли, даже сами звери.
Да, вот такой был «человек»
Я думал жёсткий - это я. Но забегу вперед - едва-ли.
Как предложил я заживо обидчика сварить...
Зверь этот, начал грызть его зубами
И кровь с артерии вгрызаясь глубже начал пить.
А по пути, дабы разведать.
Где, то обидчика гнездо
Огромными клещами вырвал сердце с груди живого семьянина.
При детях и жене, без малой жалости, скотина.
Детишек заживо он в печь.
Не человечий вой я слышал лишь однажды.
Жену в расход.
Как жить теперь то мне?
Я б всё вернул назад, но не родиться в жизни дважды.
А что? Такое кто из вас переживет?
Но точно братцы знаю.
Тот зверь был, ликом - человек
Любил поэзию, исскуство
Не оправдание ему.
А был он мирным весь свой век.
Когда был человеком, «человек»
Тот съеденный наполовину дед
Усоп от страха быстрей чем в луже собственной крови.
Где партия не больше двух минут - Игра такая «сека».
Смотря на всё это, как на бескровного барана.
С ножом в руках я был, как горец девятнадцатого века.
А по простому как абрек.
Да только вам вот описал всё в красках.
Теперь задумайся...
Он? Я? Иные? Кто зверь? Кто человек?