«Совесть в людях есть не что иное, как глас ходящего
в сердцах человеческих Бога вездесущего».
Св. Иоанн Кронштадтский.
Она сидела на скамейке в зале Киевского вокзала в ожидании электрички. На улице моросил дождь, а до поезда оставалось минут двадцать пять. Перед ней двигались толпы людей то направо, то налево, то в зал ожидания, то на улицу. Раздавался скрип тележек, дверей, крики, смех, плач, игра на гитаре. Суета, да и только, впрочем, на вокзале, как на вокзале. Рядом с ней разместились два мужчины. Одному из них на вид было лет шестьдесят пять, а другому, возможно, тридцать пять. Они так же, как и она стали наблюдать за движением пассажиров, поглядывая на часы.
– Ну, куда ты прёшь? – Басил рослый здоровяка, огромной рукой отталкивая от себя худющего мужичка, едва держащегося на ногах и шатающегося из стороны в сторону. Он освободил себе дорогу, а рядом с ней и её соседями появился маленький мужчина. Из-под его серой кепки торчали белые редкие волосы. Лицо и шея мужичка были красными, пальцы и ногти с чёрным оттенком. Старенький пиджачок расстёгнут, а из-под синей рубашки, не застёгнутой на две верхние пуговицы, выглядывала чёрная верёвочка, на которой, вероятно, висел крест. В левой руке он держал авоську, а в ней ржаной хлеб и подовый батон. У стоящей рядом скамьи мужчина, едва удержавшись на ногах, глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь заглотнуть воздух и убедившись, что скамья уже рядом, сел, низко опустив голову.
– Отец, посмотри на этого пьянчужку. Восемь утра, а он уже где-то набрался. На вид он постарше тебя будет, а ума, видать, не нажил. –
– Алексей, не всё так бывает, как нам порой кажется. Возможно этот человек болен? – Резко и убедительно оборвал его отец. Он поднялся и, поставив свою сумку рядом с молодым человеком, сказал:
– Я сейчас. – Подошёл к незнакомцу и коснувшись рукой его плеча, спросил:
– Мужчина, Вам плохо? –
– Да, что-то сегодня сердце шалит и голова, видно давление подскочило. –
– Может вам скорую вызвать? –
– Нет, нет. Меня дома заждались. –
Он с трудом вдыхал воздух и задерживая его, выдыхал очень медленно.
– У меня есть эналаприл и нитросорбид. Эти лекарства Вам подойдут? – Желая помочь, поинтересовался отец.
– Подойдут. –
– Пожалуйста возьмите, я вижу, как Вам нездоровится. –
Он достал из кармана две облатки и разделил их пополам. Одни половинки положил себе в карман, а из других вынул по одной таблетке и поднёс ко рту незнакомца. Сыну крикнул, чтобы тот принёс бутылку с водой, находившуюся в его сумке.
– Запейте пожалуйста, а нитросорбит под языком держите и спаси Вас, Господи! – Оставшиеся таблетки отец положил ему в карман, сказав:
– А это Вам на всякий случай, но я думаю, что всё будет хорошо. Тот дважды кивнул головой и прикрыл глаза.
Вернувшись на своё место, отец, глядя в глаза сыну, произнёс: – Алексей, внешность бывает обманчива. Мало ли, что может порой показаться. Иногда человек одевается богато, чисто, опрятно, а в душе у него омерзение. Многим людям он являет себя праведником; говорит красноречиво, имея знание, но сам делает не так, как говорит, ибо ищет выгоду для своей ненасытной временной плоти, достаток, тёплое местечко возле сильных мира сего. Такой и предаст, и обманет, и подставит, и погубит кого угодно ради своей корыстной цели. А другой человек, не имеющий ни положения в обществе, ни богатства отдаст последнее, что имеет ближнему, который в нужде. Многих людей я повидал, но после одного случая перестал делать поспешные выводы и судить кого-либо.
Как ты знаешь, сын мой, много мне приходилось ездить то в одни города, то в другие по моей работе, завод-то у нас военный был. Вот как-то раз, как и сейчас, в семидесятом году это было, ожидал я на вокзале свой поезд, правда тогда мне пришлось ждать около двух часов. Был я таким же молодым и красивым, как и ты, и очень на тебя похожим: такой же, «справедливый, честный, праведный», как мне тогда казалось. Одевался в шерстяной дорогой костюм, до блеска начищенные новенькие туфли, на голове красовалась модная шляпа, а в руках кожаный представительный портфель. Я уже работал заместителем начальника снабжения и имел приличный оклад.
На той станции вокзал был небольшой и народа не так много, как здесь. Зашёл я в буфет, заказал борщ, картошку с котлетой и чай. За соседним столом сели мужики с пивом. Один из них рассказывал какие-то небылицы, а все остальные дружно хохотали. Простые мужички были, рабочие. Я же смотрел на них с неким высокомерием, мол куда вам до меня. Но, вероятно, моё внутреннее отражалось на лице. Один из мужчин заметил мой осуждающий взгляд и перестал смеяться, то и дело поглядывая в мою сторону, лишь изредка улыбаясь. А я, насытившись, важно поднялся и направился к двери. Вышел на улицу, обошёл вокруг здания, сходил по нужде и опять в вокзал. Присел на скамейку и тут, покачиваясь, подходит ко мне тощий маленький мужичок. Смотрит на меня и просит, дай, мол на стакан чая. А у меня такая неприязнь к нему появилась. В голове закрутилась мысль, да уж знаю я на какой чай ты просишь.
– Не дам. – Оборвал я его. А глаза у мужичка такие голубые-голубые, светлые, добрые, он ими как будто душу мою проницает. Морщинки вокруг этих глаз собрались так, что всё лицо его в улыбке. Но он толи не услышал моего отказа, толи ещё что, вновь просит:
– Не откажи в малом. Я ведь действительно на чай прошу, сухарь у меня есть, а вот запить мне нечем, не поскупись. –
Я на него разозлился и таких обидных слов наговорил, что до сих пор стыдно. Резко поднялся, подошёл к окну и стал смотреть на клумбу с цветами. Настроение моё совсем испортилось. – Бывают же такие попрошайки. Ты дай ему, да дай. А всем не надаёшься. – Роптал я, хоть деньги в моём кошельке были не малые.
Через полчаса я вновь вышел и побродил по привокзальной площади. Постоял, подышал воздухом и вновь вошёл внутрь. Народ собирался к приходу поезда, свободных мест уже не было. Я осмотрелся и вдруг в затемнённом дальнем углу, там не было окна, увидел я того мужичка. Он сидел и пытался жевать ржаной сухарь, но получалось это у него, как-то странно, он его сосал. Мужик тоже обратил на меня внимание и, спрятав сухарь, поднялся и пошатываясь направился в сторону буфета. В этот момент в дверь быстро вошёл долговязый паренёк и случайно задел этого мужичка. Тот не устоял и упал. Парень извинился и протянул к нему свои руки. Когда он поднимался, то левая его штанина приподнялась, и вместо ноги я увидел чёрный протез. По моему сердцу как будто полоснули ножом. А он, этот мужичок, с небесной улыбкой смотрел на молодого человека и столько благодарных тёплых слов вылил из своего беззубого рта, за то, что тот помог ему встать. Он не обругал юношу, за то, что тот сбил его с ног, он как будто этого вовсе не заметил. Какое-то мгновение я стоял неподвижно, я просто не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Странное оцепенение охватило меня, а мужичок тем временем вошёл в буфет. Парень подошёл к киоску, купил газету и когда проходил рядом со мной, то слегка коснулся этой газетой моей руки. Оцепенение вмиг исчезло. Я понял, что инвалид мне не солгал. Он действительно имел нужду в горячем чае, так как зубов у него не было. Мне очень захотелось купить ему первое и второе блюдо, и чай, который он просил. Войдя в буфет, я увидел, как те же мужики, которые пили пиво, усадили этого безногого за стол и один из них уже ставил перед ним борщ, другой картошку с котлетой, третий чай и пирожок. А он каждому улыбался небесной голубизной и говорил: – Господь и вас не оставит Своей милостью. – Мельком он посмотрел в мою сторону и тоже улыбнулся. Как же мне стало стыдно, словами не выразишь. Стыдно перед инвалидом, которому я отказал в малом и перед мужиками. Трудяги, очевидно, с местного комбината, одетые с самую простую дешёвенькую одежду, они оказались выше меня. Это были настоящие люди, а во мне, кроме гордыни, ничего доброго не было. Сожалею, что в ту минуту я не подошёл к инвалиду и не извинился перед ним, а вот сегодня попросил бы прощения не только у него, но и у каждого из мужчин. Ведь я же их тогда всех осудил в своём сердце, а огонь этого суда жжёт мою душу до сих пор, хоть я давно уверовал в Бога и исповедовал этот грех. Только, где я их теперь увижу?
То, что произошло через минуту потрясло её и отца с сыном. Мужичок с соседней скамьи поднялся и подошёл к ним. Они увидели его лицо уже обычного цвета, а голубые бездонные глаза, со всех сторон обрамлённые глубокими морщинами, сияли.
– Мне стало намного лучше. – Сказал он. – Я Вам очень благодарен за оказанную помощь. Господь и Вас не оставит Своей милостью. Всего Вам самого доброго. –
Он как-то очень нежно посмотрел и в её сторону, и от его лучистого взгляда в сердце женщины возникла необъяснимая радость.
– Неужели это тот самый человек! – Промелькнуло в её голове.
Отец с сыном пожелали ему здоровья и хорошего пути. Они тоже поднялись и последовали за ним. Поспешила и она, так же направляясь к тому же выходу.
Слегка покачиваясь мужичок дошёл до двери, ведущей к платформе. Его левая нога была случайно прижата первой дверью. Он подтянул её за левую брючину, та приподнялась и глаза сына, отца и женщины увидели вместо ноги чёрный протез. Ошарашенные этим, они замедлили шаг, а мужичок, легко освободившись, вышел на платформу. Отец с сыном в недоумении посмотрели друг на друга. Они уже тоже подходили к двери. Женщина торопилась за ними. Она надеялась, что все они будут ехать в одной и той же электричке, ведь других поездов не объявляли. Ей очень хотелось занять место рядом с этими людьми, чтобы видеть их дальнейшее общение, но выйдя на платформу, она не увидела инвалида. Отец и сын смотрели по сторонам, но того, кого искали не обнаружили. Увы, его нигде не было. Дождик закончился, тучи разлетелись и тёплое солнце уже нежно ласкало вышедших на платформу пассажиров.
На мокрых от слёз глазах отца засияла счастливая улыбка. Губы и морщинки его тоже улыбались так, словно Некто прикоснулся к его душе и удалил тот огонь, который жёг её долгие годы, подарив прощение и неописуемую радость.