Гость сезона Арсений Ж-С

Литературный Фестиваль Рунета
Добрый день, дорогие наши все! Заждались? А мы вот вам: представляем дерзкого и непримиримого индивидуалиста с чуткой душой, автора, чей стиль выразителен и эмоционален:
Арсений Ж-С (Арсений Журавлев-Сильянов)
http://www.stihi.ru/avtor/jurlevs

Приглашаем к разговору всех здесь читающих! о поэзии Арсения, о жизни в большом городе, о просветлениях и затмениях… о чем захотите спросить).
 _____

Точка сборки

http://www.stihi.ru/2017/08/20/6216
   — А Вы меня не преследуете, сэр?
            — Вовсе нет, Вы же первая заговорили со мной.
            — Это уловка из учебника для маньяков.
            — Правда? У них есть учебник? Здорово! Надо будет почитать.
                Чарльз Стюарт Кауфман
               Вечное сияние чистого разума


*
Я смотрю на неё -
по ту сторону барной стойки,
что-то рисую в блокноте,
тяну свой porter.
У неё где-то вдоль живота -
розовый, длинный, тонкий,
шрам, оставленный ей отцом,
горящий огнём, как только
возвращаются страшные воспоминания.
Гарри Поттер.

С ней сегодня работает Потс,
эпический пустомеля.
Из таких, что уверены в собственном остроумии
и гремят, как бокалы, звонко.
У неё на руках тату, и в ушах туннели,
и глаза огромные и зелёные,
и взгляд испуганного ребёнка.

И она прекрасна
в этих высоких джинсах,
в белой футболке, завязанной в узелок,
в кедиках красных старых.
Все уже разошлись,
я штрихую блокнот, как шизик.
Мне сегодня здесь наливают даром.

Я уеду с ней.
Мы нырнём в гулкий мрак колодца.
Дом, что рядом, уже снесли.
Дальняя дверь без кода.
Черная лестница (на такой разве что колоться):
Полки с книгами, стулья, окурки в три слоя,
каждый клочок покоцан.
 
 -Я снимаю здесь комнату.
 -Я бы снимал здесь horror.

Сырость такая, что вмиг пробивает потом.
Или это последний этаж,
или просто градус.
За стеной кто-то требует сиськи-импланты,
кто-то орет на DotA.
Здесь такие соседи,
что надо тайком прокрасться:
слишком общительны,
вечно им что-то надо.

У кровати стоят руины слепого ноута.
Между нами Эрос, кругом Танатос.

...

Я её раздеваю. Нежно. Почти прилично.
И она, как уставшая школьница,
вверх поднимает руки.
У неё под джинсами тоже рисунки -
она обожает Линча.
Я целую ей бёдра:
Здравствуйте, мистер Купер.

Я беру её вкус,
густой, сладковатый, спелый,
и даю ей попробовать пальцы,
слова с языка снимая.

 -Расскажи мне, что чувствует твоё тело.
 -Пожалуйста, будь грубее.

Я бросаю её на живот и немного приподнимаю.

Я её поворачиваю и мну,
вхожу до тугого жженья.
И во мне напрягаются и клокочут
все бабочки, жабры, фибры.
Поворот. Я ныряю. Она мне сжимает шею.
И берёт глубоко - так, что мне сводит икры.

К тонким стенам сейчас столько ушей прибило.
Нервы слуха в картон пускают свои коренья.
И она так тиха - привычная пантомима.
Я хочу научить её громко кричать
и трястись в коленях.

А потом мы будем сидеть на окне.
Курить и смотреть на город.
Потому что пьяным не страшно
парить, как туман над трассой,
забивая время между затяжками всяким вздором.
Из-под плюшевой тушки она откопает травку.

...

Мы лежим. Она на моем плече. Почти уже засыпает.
Откровенные, как и положено незнакомцам.
Провожу ладонью ей по щеке.
Ну какая мы, к черту, пара?
Я уже проходил все эти сюжеты-кольца

и теперь привык жить один,
по возможности - на работе.
Вроде, [блин], карандаш в руках,
а как-будто гружу вагоны.
Всё свободное время - сыну (ему два года).
Он сейчас в Казани с бывшей и новой её зазнобой.
А ещё братишка - дурак,
и влипает всегда во что-то,
Я и бегаю - разгребаю,
бодаюсь, оплачиваю и подставляю морду.

У неё двое бывших. После крайнего были глюки.
Полный шкафчик таблеток.
Два года весь этот Питер.
А в Москве - семейная драма с двенадцати,
так что и ныне крутит.
А ещё психиатр, аборт, депрессия и кредиты.

Ну, конечно, мы разбежимся. Довольно скоро.
Но сейчас я хотел бы видеть её
каждый последний вечер.
И такая нежность во мне, что другого слова,
кроме страшно не подходящего здесь...
заменить его просто нечем.

Я сегодня её люблю.
Так сильно, что, кажется, накрывает.
И пытаюсь это сказать.
Звучит до смешного пошло.

Я смотрю на неё.
Она смотрит...
и понимает.

Я люблю её ещё больше.

______
Татьяна Комиссарова (ТК): Читатель, любишь ли ты Кастанеду? Тональ и нагваль. «Нагваль невыразим». И тем не менее – «Точка сборки». По Кастанеде. Или не по Кастанеде?
«Я рассказал ей о той склонности, которую он имел к поэзии, и как я обычно читал ему стихи, когда нам нечего было больше делать. Он слушал стихи, придерживаясь того мнения, что только первую строфу и лишь иногда вторую стоило слушать; остальные строфы он считал индульгированием поэта... По его мнению, стихотворение должно быть компактным, желательно коротким. Оно должно быть составлено из точных, прямых и очень простых картин».
Хм, видимо, всё же не Кастанеда).
Признаться, я не помню фильм «Вечное сияние чистого разума» и мне не удалось провести вектора от эпиграфа к тексту. Правда, претенциозное название и отсылка к американскому кинематографу немедленно настроили мой читательский аппарат на определенный лад. Вообще у текста богатая культуроидная подложка. Перебор ли? Ну, если брать на единицу текста...
Дочитала. Да, хорошее кино для понимающих. И блестящая находка, перечеркивающая «американскость» истории:
 -Я снимаю здесь комнату.
 -Я бы снимал здесь horror.
Автор молодец. Несмотря на Кастанеду).

Марина Чиркова (МЧ): Хорошее стихотворение – хотя бы уже тем, что оно не просто о любви. То есть не совсем не, но все-таки скорее не чувственное, а со-чувственное. О сочувствии как форме взаимопроникновения душ, хотя и выражено это здесь через взаимопроникновение тел. Но не стоит обманываться! Весь натурализм, этот «Танатос вокруг» - он тоже о сочувствии: ко всем не в меру «общительным» соседям, к мелким и крупным «покоцанностям» лиргероев. Но не обманитесь опять! Эти шрамы тел и бытия не нужно жалеть ни разу – ими нужно любоваться. То есть все это о красоте, в общем-то, не о конфетной а о той, которая открывается людям искренним, чувствительным друг к другу.
И еще, мне тут нравится прием – вроде бы пушистое такое произведение, расплывчатые облаки быта, но всё собрано (Точка сборки же) в очень четкой рациональной последовательности, и как сделано: внезапными ассоциациями. Они как гвоздики «приколачивают» мякоть описательную к твердому хребту основного замысла. Я про это: «эпический пустомеля», «Я снимаю здесь комнату. / -Я бы снимал здесь horror», «Между нами Эрос, кругом Танатос», «Здравствуйте, мистер Купер», «столько ушей прибило», «все эти сюжеты-кольца».

Не стоило приставать к курящему человеку
http://www.stihi.ru/2017/06/04/4633

Не стоило приставать к курящему человеку.
Огонёк - щелчком - легко попадает в глаз.
Я не умею драться.
Ты просто мог подождать.

_____
ТК: Или всё-таки Кастанеда?

МЧ: Тут я проеду станцию не выходя, тут какие-то гопники) пусть мне разъяснит кто-нибудь, чего  это ЛГ так озверел сразу) а, ну да! Важно, что именно курил, видимо)

Русалочка
http://www.stihi.ru/2018/01/17/475
        Прости, не люблю тебя больше,
                отрезали что-то не то.
                Кирилл Иванов

После всего, что случилось, ощущение,
как у порвавшегося кандома:
то ли ты жертва, то ли предатель,
а в общем-то... всё в одно.
Едет с тобой в метро, держит за руку:
Скоро мы будем дома.
Хочется выдернуть руку и тупо смотреть в окно.

Эти люди прозрачны, глаза у них чёрный глянец.
Это суд привидений, присяжные на скамьях.
Пыльные жилы туннеля текут сквозь мамаш и пьяниц,
музыкантов и попрошаек, текут, как память,
сквозь тебя, смотрящего сквозь тебя.

Постановочный голос, разве что не зевая,
объявляет, глотая в шумах половину слов,
эти глупые станции, которые называют
именами мёртвых писателей, как назло.

Эти буквы лоснящейся жирной бронзы.
Эта пошлая позолота, кандовые фонари.
А любимая руку сжимает, боится бросить.
Бесит страшно. А хочет всего-то поговорить.

Ты приходишь домой, и мелкий бежит навстречу,
тянет ручки, лепечет что-то, его так легко понять:
хочет кружиться по комнате, сесть на плечи.
А тебе его даже нельзя подбросить,
даже нельзя поднять.

И, конечно, требуешь к себе
особого отношения, как прынцесса.
Но прошло всё удачно, и у всех есть свои дела.
И лечение чётко назначено: йод, марганцовка компрессы.
Да... и не лёгай тяжёлого, помни - в тебе дыра.

Ты становишься домохозяйкой, нерасторопной нянькой,
тихо моешь посуду, сажаешь мелкого на горшок,
аккуратно справляешь собственную нужду,
вечно что-то роняешь,
опускаешься на колени, чтобы не нагибаться
за торчащим из половиц ножом.

А потом: этот маленький скалолаз,
твоя невнимательность, табуретка.
Что-то пытаешься крикнуть, в секунду переходя мат.
Он пугается. Покачнулся, как от порыва ветра.
Ты срываешься, как подорванный, чтобы его поймать.

Мелкий истошно ревёт - испугался. Ну, тихо, милый, -
прижимаешь к себе, - не бойся. Видишь, папа с тобой.
И ты чувствуешь, из тебя начинает сочится,
снова всплывает образ контрацептива.
Постучавшись культурно три раза, возвращается в тело боль.

Почему-то ты всё скрываешь. Вечер за сладким чаем.
Как твой день на работе? Я отойду, прости.
Стиснув зубы, в ванную комнату злобно идёшь, качаясь,
будто пытаешься этим за что-то ей отомстить.

Каждый шаг прижигает калёным между вспотевших булок.
Вата красная, как тампон.
Бьешь в стену, от собственной жалкости озверев.
Скалишься в зеркало. Это смешно:
у пчёлки именно там, где у тебя распухло.
Умываешься и выходишь.
Она стоит у дверей.

И ведь не бросить её с ребёнком, не обратиться пеной,
не перегнуться через перила, чтобы одна вода.

После второй операции вспоминаешь,
как вместе ехали после первой.
Ненавидишь себя и смотришь на провода.

____
ТК: У меня неоднозначное впечатление от этого текста. Исповедальность – да.  Боль, передающаяся читателю, - да. Текст неровный, на мой взгляд, его можно «отжать». Интересно, что лиргерой сопоставляет себя с Русалочкой. Мощный архетип. А в чем параллель? Любовь побеждает смерть? Для меня это далековато. Да и постэктомический эпиграф, на мой взгляд, излишен. Стих свежий. Думаю, над ним нужно еще поработать. .
«Пока я слушал слова, — сказал дон Хуан, когда я кончил читать. — Я чувствовал, что этот человек «видел» суть вещей, и я благодаря ему тоже мог «видеть». Меня не волнует, о чем это стихотворение. Меня волнует только чувство, которое страстное желание поэта донесло до меня.»

МЧ: Мне не кажется эпиграф лишним… тут не просто бытовая сценка, а еще и (как мне кажется) отчасти философское наблюдение – как ни странно, но болезнь может убить любовь. Такое обратимое «каждый умирает в одиночку». Сколько в этом «разбилась о быт» и сколько позднего отрезвления «не та»?.. как минимум есть подумать.
Текстуально: натурализм как художественный прием и простоват и сложен одновременно: с одной стороны, ничего не надо придумывать и обдумывать, как есть так и бери, а с другой очень легко свалиться в перебор. Мне кажется, что название Русалочка здесь выполняет роль балансира – ЛГ не просто переписывает ощущения, но и способен к синтезу ассоциаций.

Третья триллер-вариация
http://www.stihi.ru/2017/06/09/7452

Аллейка липовая, куцый островок
среди облезлого пейзажа цвета мокко.
Здесь город растворяется в помойках
и предприятиях, запомнивших Совок.

Обломки астероидов с арматурой,
подснежник ржавый, насыпи да рвы
вокруг завода - кольцами Сатурна.
А тут вот эта жалкая натура.
Плевок травы.

И мы вдвоём. Ещё один плевок.
И где-то там в траве скрипит кузнечик.
И это слышно, потому что вечер
и не о чем не слушать скрип его.

И провода, и фонари, и вот
вдоль фонарей, и проводов, и тонкой
их тени, ниточкой струящейся у ног,
велосипед петляет слабым током
и ловит блёклый свет на катафот.

И снова ни души. Сиди. Кури.
Поговори со мной.
_______
МЧ:  Совок с большой буквы рядом с Сатурном смотрится как самостоятельная планета)
Отступлю лирически: однажды давно для меня было открытием понять, что многое из того неприятного, что потом стали называть совком и стыдливо/старательно забывать, на самом деле вовсе не было атрибутом эпохи загнивающего социализма. А было и остается вполне себе общечеловеческим/международным явлением, притом обреченным на периодическое возрождение в умах и привычках незамутненных новых поколений…
Но (вернемся к) – тут это не важно, а вот что нравится: руины великого всегда отличная декорация. Омар Хаям: «О, если б, захватив с собой стихов диван/ Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,/ Мне провести с тобой денек среди развалин, - / Мне позавидовать бы мог любой султан.» Ну, мы люди северные, воспринимаем глубоко, поэтому нам восточной роскоши не нужно - сигареты и разговора вполне достаточно для умиротворения и близости.

ТК: Эх, хорошее же стихотворение, если бы не цвет мокко, совок, обломки астероЙдов, второй плевок, и не о чем не слушать скрип его, и вот вдоль фонарей. Про велосипед великолепно. Второе место в подборке.

МЧ: Соглашусь - мокко это прямо-таки бананово-лимонный без Вертинского)


Глупая рыбка
http://www.stihi.ru/2016/06/22/85

          - Понимаешь, они заплывают в пещеру, а там - куча бананов.
                Посмотреть на них, когда они туда заплывают, - рыбы как
                рыбы.Но там они ведут себя просто по-свински. Одна такая
                рыбка-бананка заплыла в банановую пещеру и съела там
                семьдесят восемь бананов. - Он подтолкнул плотик с
                пассажиркой ещё ближе к горизонту. - И, конечно, они от
                этого так раздуваются, что им никак не выплыть обратно.
                В двери не пролезают.
                - Дальше не ходи, - сказала Сибилла.
                Джером Дейвид Сэлинджер


Старый писатель въезжает в кресле, укрытый пледом,
посмотреть на сад в рассохшихся окнах большой веранды.
Лето какое-то кислое, и дома пока теплее.
О погоде, впрочем, принято - толерантно.

Он с трудом подбирает слова и плохо их произносит,
собирает мысли в мозаику - по крупицам.
Говорит: Ты знаешь... есть воды самой чистейшей прозы...
Как бы жадно читал я теперь, как бы не мог напиться.

Это всё звучит - до боли в груди - банально.
Он глядит на меня, стеклянно и обречённо.
Говорит: Всплывает название... "Хорошо ловится рыбка-бананка"...
Только я уже не помню, о чём он.
Совсем не помню, о чём он...

Я расскажу тебе, дедушка. Это про наше лето:
помнишь, как мы весь день провели на поле?
Собирали полынь, чтоб сушить её на палетах,
на чердаке, где связки журналов. Помнишь?

Или как нас снесло на остров - помнишь - меня и брата?
Так прибило волной, что никак не уплыть обратно.
Ты бежал к рыбакам и взял у них лодку, пришёл на помощь.
И потом неделю не выпускал нас из дома (правда,
мы опять убегали). Ты это помнишь?

По вечерам я сидел в твоём кабинете:
обращался городу, чтоб ему... вместе с миром.
Всё играл, что тоже писатель, только вот - безбилетный,
внесоюзный. Ты знаешь, мало, что изменилось.
Я по-прежнему верю наивно, что я "с талантом".
Верю пока один: ну дык это ж "бездушный рынок".

Что обидно: столько-то лет... а вот, как бы я ни старался,
так и не смог придумать, при чём же тут эта рыбка.
                Эта глупая рыбка.
_____
ТК: Прям-таки тянет продолжить начатое:
«Я перечитал стихотворение, уловив настроение бессилия и замешательства я спросил дон Хуана, чувствует ли он то же самое.
— Я думаю, поэт чувствовал давление старости и беспокойство, вызванное пониманием ее, — сказал дон Хуан. — Но это только одна сторона. Другой стороной, которая интересует меня, является то, что поэт, хотя он никогда не сдвигал свою точку сборки, интуитивно, уловил то экстраординарное, что было поставлено на карту. Он уловил бесконечно многое, что есть некий безымянный фактор, устрашающий по своей простоте, который определяет наши судьбы»
Отчасти согласна с Кастанедой.

МЧ: Кастанеда прав, но громок. А тут простая прозрачная грусть… На сей раз другой прием – говорение без надрыва, и тем более проникающе. Сколько раз замечала – если автор давит на эмоции, то читателю хочется фыркать, спорить, сопротивляться… а если просто живет в тексте, не оглядываясь на «зрителя» по ту сторону букв, то читающий забывает о себе и запросто входит в открытую дверь, и согласен, и тих...

Итак, разговор открыт!