Как семьдесят шесть лет назад,
сковало также Ленинград,
кольцом блокадным в минус сорок,
не разорвавшийся снаряд
принёс домой и вынул порох,
насыпал писем сухих ворох,
и грелся в комнате с сестрой,
с соседской бабушкой - хромой,
дойдая старое варенье,
что подарили в день рожденье,
три года, как тому назад,
я до безумия был рад,
что не отнёс его на свалку,
жил, как дурак, тогда в развалку,
в достатке прожигая жизнь,
мы в день блокады родились,
как-будто новыми людями,
теперь ни то, чтобы часами,
минутой жизни дорожим,
проснуться можешь ты один,
соседи вмерзли в пол руками,
когда стучали кулаками,
чтобы хоть так согреться им,
и пар холодный выдувала,
пока не прогорел камин.
на лестнице стоял их сын,
замёрзший возле батареи,
хотя она давно не греет,
но мысль, то, что с ней стоит,
его сначала согревала,
потом появился аппетит,
но к ней примёрз,
- не отпускала.
Ему нос крыса покусала,
я её палкою прогнал,
она в подвал, как труп упала,
я добивать уже не стал,
мне смерть в лице её сказала,
и вдруг окрысился оскал,
когда я ногу обглодал,
того соседского мальчишки,
от отвращения упал,
от переедания все кишки,
свело, как судорогой живот,
и я блевал, и чистил рот,
но ощущенье не пропало,
что человеком меньше стало.
Не верилось моим глазам,
что людоедом стал я сам.
пошёл на улицу к часам,
на "Петропавловке" стреляли,
так жизнь по выстрелу сверяли,
кто мог довериться ногам,
и выходили видеть солнце,
чтоб образ взять его с собой,
быть может лишний выходной,
еще прожить смогу, а дальше,
жизнь не прощает даже фальши,
ни то, чтоб в чувствах,
но в глазах,
что видят моего чуть дальше,
а видят в сердце они страх,
как выжить мне, неделей раньше,
я этих мыслей и не знал,
теперь их порох меня гнал,
искать любые оправданья,
хотел я выжить в назиданье
Грядущим предкам и себе
но были тщетны все старанья,
крест не поставили мне.
Теперь, когда в Блокадном сне,
Они мне снятся при Неве,
Я утром ставлю за них свечку.
На Пискарёвском пяточке,
Горит огонь, такую'б печку,
В блокадном городе кто'б жёг,
Спаслись бы многие, кто речку,
По льду бы перейти бы смог.
Ну, а теперь, горит, как память,
И греет их своим огнём,
Он никогда не перестанет,
Надежду видят люди в нём.