Но ладони свободны

Кира Соловьёва
Говорить - все равно что на пытку идти самой:
голос будет едва ли понятен и различим.
И о чем говорить? Я всего лишь хочу домой,
там с котом мы на пару присядем и помолчим.

Я люблю тишину, озаренную светом книг:
миллионы историй, и в каждой - своя душа,
свой отчаянный путь и последний ужасный крик.
Я люблю тишину и совсем не люблю дышать.

Исходя из привычки скрываться и в стороне
потихоньку считать, словно золото, век часов,
я не вижу особенной важности в болтовне.
Мои губы закрыты - я образно - на засов.

Говорят мне: мол, проку от книг никакого нет -
только печку топить, если кончатся вдруг дрова.
Говорят - все пройдет, когда стукнет n-надцать лет,
и другими вещами наполнится голова.

И мне страшно признаться - я много пишу сама,
на страницах рисуя отчаянье и победу,
и тропинки во тьму, где красивой бывает тьма,
и людей, что способны порой прикасаться к ветру,

и огонь, и костер, разведенный в густом лесу,
и глубокое небо - в нем звезды и синева...
это мне - на тот случай, где кто-то сказал "рисуй!":
на секунду застыть, а потом - рисовать слова.

По бумаге - и кровью зеленых, как яд, чернил,
по экрану - и щелканьем черных клавиатур
создавать - без оглядки на правильность - новый мир,
не используя голос - зачем он мне тут, к чему?

Я смотрю на количество белых, как снег, листов,
и в груди загорается пламя - давай сгорать?..
Мои губы закрыты на сотни стальных замков,
но ладони свободны. Ладони берут тетрадь...