ИНТЕРВЮ С БОЛГАРСКИМ ПОЭТОМ И ПЕРЕВОДЧИКОМ КРАСИМИРОМ ГЕОРГИЕВЫМ
Интервю с българския поет и преводач Красимир Георгиев
1. В. С. Модестов «Художественный перевод: история, теория, практика»
– «С. Маршак, переводчик У. Шекспира и Р. Бёрнса, как-то остроумно заметил: «Я выдвинул бы два – на вид парадоксальных, но по существу верных – положения:
Первое. Перевод стихов невозможен.
Второе. Каждый раз это исключение.
Но ведь и оригинальные стихи писать «невозможно», а каждая подлинная удача поэта – исключение. Собственно, благодаря этим авторским и переводческим исключениям существует и живёт поэзия…»
ВОПРОС: А Ваш переводческий опыт какое сформулировал положение?
ОТВЕТ: Я соглашусь и с двумя предположениями Маршака. И с тем, что идеальный перевод поезии невозможен, и с тем, что качественный поэтический перевод – изключение. Конечно, речь не идет о каком-то переводе некого оригинала, а об успешном поэтическом переводе мощной поэзии. Я бы добавил и третье предположенье – что любой поэтический перевод возможен, и что талантливый поэт и переводчик умеет сочетать свое стремление к совершенству перевода между точным умственным ремеслом и творческой рутиной. Однако только талантливый поэт может быть талантливым переводчиком, а если хотите быть хорошим критиком поэтического перевода, вам необходимо стать и хорошим поэтом, и хорошим переводчиком. Абсолютная точность перевода поэзии невозможна, хорошему переводчику необходимо слиться эмоционально с замыслом автора, интерпретировать художественные идеи и послания автора, открыть свой творческий ключ приближения, свой угол условного совершенства и искать более близкого приближения, по возможности самой близкого приближения. Сам Самуил Маршак, который является одним из лучших поэтов-переводчиков России, переводя творческие произведения Шекспира, Блейка, Киплинга, Бернса, Стивенсона и др. максимально приближается к стилю оригиналов, его личность переводчика доминирует над личностью поэта, дает творческие частицы самого себя, но всегда находится близко к оригиналу – не в буквальнов смысле, а в духовном. Существуют десятки действительно талантливых русских переводчиков болгарской поэзии: Константин Бальмонт, Самуил Маршак, Юлия Друнина, Анна Ахматова, Маргарита Алигер, Марина Цветаева, Вера Инбер, Арсений Тарковский, Владимир Солоухин, Евгений Винокуров, Евгений Евтушенко, Юрий Левитанский, Олег Шестинский, Роберт Рождественский, Булат Окуджава и многие другие. Список качественных болгарских переводчиков русской поэзии тоже длинный: Петко Славейков, Георги Райчев, Димитр Подвырзачов, Младен Исаев, Дора Габе, Елисавета Багряна, Павел Матев, Димитр Методиев, Христо Радевски, Людмил Стоянов, Никола Фурнаджиев, Блага Димитрова и многие другие. По мнению Корнея Чуковского перевод есть автопортрет переводчика. Прекрасный афоризм, но можем еще добавить: перевод это общий портрет автора и переводчика. Да, каждый поэтический перевод возможен, но иногда переводчик находится очень близко на грани невозможного. Например, есть болгарская народная песня: „Сторил ми е Зайко, Зайко кукурайко, / Зайко сербезлия, Зайко да се жени. / И натресъл гаки, упърчил мустаки, / нагърнал джамадан, капа пискюллия, / море тоз му младоженек. / Ми потърсил Зайко Лиса Усурлица – / тажна натажена петлова комшийка, / позната джамлийка маца размажана, / море селска визитарка. / Ми поканил Зайко китени сватови – / Мечка мецария, Вучица кумица, Жаба зурладжийка, / Ежо тъпанджия, Овен есапчия, Мурджо абеджия, / море Марко съирджия...” Попробуйте перевести ее на русский. Или попробуйте перевести на болгарский язык финал стихотворения Маяковского „Хорошо”: „Лет до ста / расти / нам / без старости. / Год от года / расти / нашей бодрости. / Славьте / молот / и стих / землю молодости.”
2. И. Левый «Искусство перевода»
– «…Специальная проблематика перевода поэзии чаще всего сужается до вопроса о том, какие существуют отечественные эквиваленты иноземных форм ритма или рифмы. Однако различия между стихом и прозой гораздо глубже: они касаются всей художественной структуры произведения: весьма приблизительно говоря, в прозе конструктивная единица – это полностью развитая мысль (выраженная развернутым предложением), в стихе – это, скорее, частный мотив (выраженный, например, образом)…»
ВОПРОС: Как Вы определяете различия между стихом и прозой?
ОТВЕТ: Прежде всего – переводчик должен владеть литературной формой. Общее между переводом поэзии и переводом прозы в том, что переводчик не имеет права приукрашивать перевод своими поэтическими или беллетристическими вышивками. Да, переводчик имеет свободу интерпретации, но ему не следует надарить руками Венеру Милосскую в оригинале, он обязан погрузиться глубоко в душу автора, того кого он переводит, и насладиться или ужаснуться видом безрукой Венеры его воображения. Переводя прозу, переводчик пересоздает логичность или абсурдность ситуации, участвует в диссекции внутреннего мира самого автора, он может находиться глядя в глаза литературного героя или надблюдать его действия с птичего полета, но он всегда обязан сохранять душевный заряд автора, его индивидуальность или сверх индивидуальность, человечность, критическую мораль, духовный аскетизм или деликатную стерильность. Переводя поэзию, переводчик находится в пределах эмоциональности оригинала или на горизонтах вне видимого, где необходимо игнорировать свою личность, он должен уметь перевоплотиться в зону обитания самого автора, слиться духовно с каждым переводимым им поэтом, погрузиться в чужой бытовой и душевный мир и постепенно мир автора перевернется в его мир, мир переводчика. При переводе прозы переводчику нетрудно овладевать словами, предложениями и ситуациями, но во время перевода поэзии, не переводчик владеет текстом, а наоборот, текст владеет переводчиком и может его подпустить к себе или не подпустить к себе.
3. – «…Специфической и по большей части неизбежной чертой рифмы в переводной поэзии является её относительно менее тесная связь с идейной композицией стихотворения. Редчайший случай – чтобы в языке перевода нашлись два созвучных слова, отвечающие по значению рифмующейся паре в подлиннике, и чтобы рифмой можно было подчеркнуть и связать те же семантические единицы, что и в оригинале; обычно такая благоприятная ситуация складывается при переводе с близкого языка…»
ВОПРОС: Русский и болгарский языки с точки зрения переводимости можно, на Ваш взгляд, отнести к близким языкам?
ОТВЕТ: Русский и болгарский очень близкие языки, имеют общую историю, многовековые контакты, духовные и письменные влияния. Являясь индоевропейскими языками восточно-славянской и южно-славянских групп, они сохранили свою славянскую лексическую основу и структуру. Староболгарский язык, который является самым ранним документированным славянским языком, с маленькими изменениями, и на сегодняшний день является каноническим языком православного славянства. В течении веков словарный фонд, принципы словообразования и литературный стиль старовеликорусского, старорусского и литературного русского языка находились под влиянием староболгарского языка, который под русской редакцией до конца XVII в. является официалным языком в России. И наоборот, новоболгарский литературный язык находится под силным влиянием русского, особенно современного литературного русского языка, ведущего свое начало со времен Александра Пушкина. Переводчику легче, с точки зрения, близости двух языков, быстрее ориентируется между ритмичными, звуковыми и словарными альтернативами, легче находит стилистический ключ к переводу.
4. – «…Словарный состав рифм ближе всего к языку нейтральной прозы, он скорее обыкновенен, чем специфичен: автор, рифмуя, вынужден подбирать слова из всего словарного фонда, подчас даже без учёта собственного стилистического замысла. Это облегчает труд переводчика: если ради передачи формы оригинала переводчик вынужден мобилизовать все лексические ресурсы родного языка, то, рифмуя, он обращается к сравнительно обычной лексике…»
ВОПРОС: Вы согласны с этим положением?
ОТВЕТ: И автор, и переводчик занимаются творчеством благодаря лексическому многообразию одного или другого языка. В общих языковых семействах и близких языках, какими являются русский и болгарский, есть одинаковые или близкие по звучанию слова, сочетания слов и ономатопеи, как и близкие конструктивные словесные возможности. В болгарском языке, например, что нибудь доброе, хорошее, красивое, близкое к сердцу можно возпроизвести как „чудесное”, „великолепное”, „идеальное”, „превозходное”, „прелестное”, „божественное” и т.д. Есть еще десятки словесных возможностей. Также и в русском языке. И переводчик обязан ориентироваться среди нюансов перевода, если сумеет, то преодолеть даже минимальные различия в значении слов в двух языках.
5. – «…Итак, если мы не хотим изменить соотношение между формой стихов и их содержанием, следует исходить не из формальной схемы (метр), а из её конкретной звуковой реализации (ритм, темп и пр.), поскольку она тесно связана с содержанием. В тех случаях, когда конкретная форма в языке перевода несёт другие звуковые, а тем самым и семантические и эмоциональные качества, чем в исходном языке, правильнее будет переводить не „размером подлинника”, а „ритмом подлинника”…»
ВОПРОС: В чём трудность „ритма подлинника” для двух славянских языков: русского и болгарского?
ОТВЕТ: Для хорошего переводчика поэзии обязательным условием является сохранение ритма, ритмики, музыкального темпа и графической концепции оригинала. Оригинал не должен находится в одном стихотворном шаге, а перевод – в другом. Оригинал не может состоять из трех куплетов, а перевод, например, из четырех. Переводчик должен пройти путь от буквального превода стихотворения до его литературного создания заново, ограничиваясь содержанием оригинала. Для одного переводчика этот путь является стометровой дистанцией, для другого – марафон, для третьего этот путь может оказаться не под силу. Проходя этот путь, переводчик ищет баланс между смыслом, структурой и музыкальностью поэтического произведения. Если оригинал можно спеть, перевод также обязан зазвучать как песня. Конечно, уже голос будет переводчика, но ноты, струны и душа будут принадлежать поэту. При переводе, также как в музыке имеется интерпретация произведения, которая переводится или исполняется, но хороший переводчик должен уточнить гамму и приблизиться вплотноую к тонам, тональности и краскам оригинала. Конечно, если автор в своей ритмичности „перепрыгнул” двуслогановые или трехслогановые шаги или вошел в метрику свободного стиха, переводчик также должен идти к утяжеленным шагам, к облегченным шагам или к абстрактной графической структуре. Повторяю, сохранение стихосложения, ритма, ритмики и графики оригинала являются обязательными. Декламативную поезию русского футуриста Владимира Маяковского и произведения болгарских поэтов Никола Вапцаров, Пеньо Пенев и Младен Исаев необходимо переводить в звуково-ударном тональном стихосложении, поэма „Сентябрь” Гео Милева, а также „Двенадцать” Александра Блока или „Черный человек” Сергея Есенина находятся в царстве свободного стиха, поэтика Христо Ботева требует перевода в силлабическом стихосложении и пр. Так оно и есть, когда речь идет о поэтических переводах по лучам русский- болгарский и болгарско-русский с помощью творческих инструментов сегодняшних ритмических шагов: ямб, хорей, дактил, анапест и амфибрахий. Но если переводить с языка с помощью других звуковых и семантических хактеристик, то тут дела обстоят по другому. Классический стих создает сегодняшний поетический порядок – в современном русском языке, как и в современном болгарском языке, не существуют ясных различимых кратких и длинных гласных и мы создаем ритм ударных слогов согласно квалитативного стихосложения. Но если посмотреть на древнегреческую поэзию, то там используются ясно различимые краткие и длинные гласные и стихосложение является квантитативным, с другой ритмической и звуковой организацией. Древнегреческие поэты использовали десятки метричных фигур: пеон, трибрахий, спондей, амфимакър, пирихий, дохмий, хекзаметър, йонийский мажорный стих, йонийский минорный стих, вакхический стих, антивакхический стих и др.
6. – «…Но чтецы часто читают стихотворения так же, как смотрят в галерее картину: заглядывают в каталог, ища название, чтобы уяснить себе только, “о чём это”. Мысль у них направлена лишь на событие или сюжет, описанный в стихах, или на драматическую коллизию. Люди, которые так читают стихи, разрушают мелодию стихотворения, таким людям нечего и пытаться читать что-либо, кроме прозы…»
ВОПРОС: Существует ли, на Ваш взгляд, проблема роли чтеца стихов; как донести до современника стихи прошлого века; есть ли возраст у стихов, ведь есть понятие „устаревшая лексика”?
ОТВЕТ: Конечно, роль чтеца поезии важна. Если чтец не войдет в ритм, если не почувствует поэтических узлов произведения и не сфокусируется на поанте, стихотворение дойдет до слушателей неполноценным. Тот кто не умеет читать поезии, не должен читать поэзию. К второй части вопроса – все имеет свой возраст. И стихотвория тоже. Если размышлять над темой о лексике поэтичных произведений прошлых веков, может быть надо будет провест условную линию. Если говорить о поэтах ХVIII-ХIХ в., было бы удачно редактору ограничить свое вмешательство по „осовременению”, а переводчику возпользоваться множеством дошедших до нас семантическими, фонетичными, морфологическими и лексическими архаизмами или же богатым горизонтом общеславянской лексики. Если поговорить о поэтах ХI-ХVII вв., то, например, Иларион Киевский, Даниил Заточник, Максим Грег и Иван Грозный, знатоку полезно было бы ознакомиться с оригиналом, но для массового читателя к оригинальному произведению или к переводу должна быть приложена и литературная адаптация, древний текст должен быть осовременен, по возможности с помощью церковнославянской лексики.
7. С. Флорин «Муки переводческие»
– «…поделиться опытом сначала ”инкубационного периода” перевода, - периода, в течение которого перевод созревает, набирает силы, чтобы проломить сковывающую его скорлупу иностранного, не своего языка и появиться на белый свет и зазвучать своим голосом…»
ВОПРОС: С чего начался перевод именно этого стихотворения (Русалочья заводь)?
ОТВЕТ: Не помню уже чем меня привлекла „Русалочья заводь” русского поэта Аполлона Коринфского (на българском Аполон Коринтски). Может быть на меня произвело впечатление яркая образность, своебразный поэтический натюрель и славянская орнаменталистика произведения. Или таинственный залив, который часто превращается в болото, толпа русалок и с их звонким хихиканием, слезами, смехом, мольбами и писками во мгле. Поэзия Коринфского мне нравится, наверное в будущем попробую перевести и другие его произведения, например „Из осенних набросков”, „В долях”, „Никогда”, „В тумане”.
8. – «…Согласно общепринятым теоретическим установкам, прочтение, а следовательно, и транскрипция всех имён должны быть как можно ближе к выговору их на соответствующих языках. И, может быть, следует отметить, что в болгарской литературе этого правила придерживаются намного строже, чем в русской…»
ВОПРОС: Почему? Вероятно, такие случаи были в Вашей переводческой практике?
ОТВЕТ: Пример перевода имен с русского на болгарский находим в переводе рассказа Антона Чехова „Лошадиная фамилия”. В рассказе перечислены 40 „лошадиных” фамилий, для которых болгарский переводчик находит соответствующий словообразующий аналог: Кобылин=Кобилин, Конявский=Конявски, Копытин=Копитин, Лошадников=Конярски, Уздечкин=Юздечкин, Табунов=Чердов, Пристяжкин=Логоев, Лошадинский=Конски и пр. В русском языке есть буквы Э и Ы, которые не существуют в болгарской азбуке, а болгарская буква Ъ имеет другую звуковую функцию в русском языке. Это позволило утверждению стереотипов при переводе имен. Русское имя Александр переводится на болгарский как Александър, а болгарское имя Емилия переводится на русском как Эмилия, русская фамилия Федорин переводится как Фьодорин, а Высоцкий утвердил себя в Болгарии как Висоцки. При переводе имен, включенных в состав народных умотворений и поговорок, если отсутствует фразеологический эквивалент, разрешен и более свободный перевод: русское „Вот тебе, бабушка, и Юрьев день”, например, перводится на болгарский как „Те ти, булка, Спасов ден”. В транскрипции и орфографии имен авторов переводимых произведений болгарские литераторы обычно следуют традиционно широко разпространенные варианты перевода, который ближе к современным принципам транскрипции, или оставляется уже знакомая и общепринятая форма. Конечно, в каждом языке есть и случаи двух и более вариантов одного и того же имени, которыми названа одна личность или называются разные личности.
9. – «…Как-то, раздумывая о процессе переводческой работы, я наметил три чётких для меня этапа:
1. Установление эквивалентов всех вкраплённых в текст оригинала неизвестных понятий из всевозможных специальных областей знания и умения.
2. Полное понимание переводимого произведения со всеми тонкостями выразительных средств, использованных автором.
3. Воссоздание произведения на языке перевода.
ВОПРОС: А Ваши этапы, совпадают или нет? Если нет, то из чего они состоят?
ОТВЕТ: Совпадают!
10. – «… Исходя из этой предпосылки (способности чувствовать язык подлинника), второе правило – стараться понять каждое слово, каждое выражение в этом подлиннике прежде всего на его собственном языке, то есть пользуясь толковыми и прочими словарями одноязычными словарями. Ибо, зная язык и будучи достаточно осведомлённым в отношении быта, истории и образа мышления данного народа и автора, можно наиболее точно понять содержание, вложенное в искомое слово или выражение в толковании, данном этому понятию или образу самим народом, который его создал…»
– «…А как переводчика с русского опыт научил меня, работая над старыми авторами, …– советоваться в трудных местах не с Ожеговым и Ушаковым и не с 4-х или 17-титомным словарём русского языка, а с Владимиром Ивановичем Далем, …»
ВОПРОС: А Вы, к каким словарям прибегаете?
ОТВЕТ: В моей переводческой практике использую пятое издание „Русско-болгарского словаря” на составителя Савы Чукалова, 1975 г. Словарь содержит 50 000 слов и обычно „отвечает” на мои вопросы. Конечно, когда речь идет о переводе древнеруских текстов или произведений поэтов прошлых веков, тогда очень полезным оказывается „Толковый словарь живого великорусского языка” (на болгарском „Тълковен речник на живия великоруски език”) Владимира Даля.
11. – «…Большая категория слов, считающихся архаизмами в русском языке, являются словами ежедневного обихода в болгарском – например, очи, чело, уста, живот (жизнь) и пр. ...»
ВОПРОС: Есть ли в данном стихотворении такая категория слов? Теряет ли перевод исторический фон, если в языке перевода это современные слова? Или нужно искать в переводе другие слова, т.е. ещё сделать и внутренний перевод? Были ли трудности с переводом: крутояр, далеко-далёко, гульливый, облыжно?
ОТВЕТ: Старославянские слова как „хлад”, „живот”, „чадо”, „пастир”, „очи”, „един”, „глад” и др., которые являются архаизми русского языка, и по сей день являютсся частью лексического круга болгарского языка. В современном русском языке они имеют свои продуктивные синонимы и используются в основном поэтами и переводчикам поэзии дла дополнения колоритности произведений и для более точного интерпретирования посланий, используемых в оригинале. Если вернуться к стихотворению „Русалочья заводь” Аполлона Коринфского, там также встретим подобную словесность, например, кон=лошадь (при „не жалея конской силы”). Лексика и граматика любого языка имеет свои особенности. Литературный перевод не является механичным перенесением слов, а сложная амальгама ощущений света, емоциональной установки и естетики переводчика, погруженного в мир автора; переводная интерпретация включает культуру и социальный опыт автора и переводчика, и во время модификации стихотворения с одного на другой язык необходимо подобрать самый точный, самый близкий к автору, произведению, времени литературного героя и времени написания произведения словесный и звуковой эквивалент. Что касается своеобразных русских слов как „крутояр” (=крутой берег, пропасть к), „гульливый” (=гуляющий, склонный к разгулу) и „облыжно” (=лживо, фальшиво) – некоторые из них имеются в словаре, других нет и надо их „разгадать”, переводчик может использовать их непосредственнно или разтолковать их согласно своему воображению и согласно их языковой стихии.
12. – «Вся подоплёка фабулы художественного произведения, общий тон изложения, использованные автором склад речи и лексика, исторический и географический фон, …обязывают переводчика не только познакомиться с терминологией, нахвататься отдельных слов и выражений и механически перенести их в свой перевод, но и основательно проштудировать немало побочной литературы…»
ВОПРОС: Что пришлось прочитать дополнительного при переводе данного стихотворения? Есть ли в вашем фольклоре образ русалки?
ОТВЕТ: Переводчик должен, насколько это возможно, ознакомиться с миром автора, с его душевным натюрелем и с его творческой пластичностью. Если условно сравним произведение автора с красивой амфорой, переводчик как гончар должен создать новый сосуд, но по форме старого и, по возможности, близким к красоте старого. Русалки? Они есть в фолькльоре почти всех народов мира. В болгарских народных умотворениях русалки вечно молодые, красивые и своенравные, с распущенными зелеными волосами. Они владеют берегами рек и озер, разбрасывают росу на нивах, а когда они более милостивые, то лечат людей. В болгарской фольклорной традиции одна неделя в году посвещена русалкам – называется Русалкина неделя. Согласно поверью русалки появляются около Спасова дня и Пятидесятницы, несколько недель после Пасхи. Образ русалки является яркой частью творчества болгарских поэтов фольклорной традиции таких как Петко Славейков, Кирил Христов, Пейо Яворов, а так же Никола Вапцаров, Елисавета Багряна, Дамян Дамянов и др.
13. – «…переводчик должен быть знаком с географией (и топонимией), историей, литературой, достижениями искусств, бытом, обычаями и привычками, и даже с жестами народа, чью литературу переводит, чтобы не вышло в переводе так, что болгарин, качая головой, возражает, когда он, в сущности, соглашается…»
– «…очень часто попадается многое уже совсем старое забытое и в стране подлинника … А переводчики, во многих случаях, по освященному не годами, а веками правилу, стараются переводить всё так, как оно есть в оригинале, очень часто не считаясь со знаниями будущих читателей, да и сами не задумываясь над непонятными намёками и недомолвками… сознательно или подсознательно переводчик должен учесть, что поймёт и чего не сможет понять новый иноязычный и иновременный для оригинала читатель, преодолеть ценою наименьших жертв барьеры места, времени, различий в образе мышления и, оставаясь верным автору, перенести его произведение в физический и духовный климат другого языка (места и времени)…»
ВОПРОС: Ваше отношение к данной проблеме?
ОТВЕТ: Да, в языковой карете и с помощью метричной эстетики переводчик должен „перенести” произведение в новый, но подобный физический и духовный мир, на другое место и в другое время, оставаясь верным автору. А чтобы он добился успеха, ему необходимо иметь высокую общую культуру.
14. – «…Однако оригинал стареет – язык развивается: в нём наступают разные лексические, морфологические, синтаксические и прочие перемены. Читать его становится труднее, но подлинник не подлежит изменению – в противном случае он потеряет свою подлинность!...»
– « …Перевод тоже устаревает… Изменяются и требования читателей к переводу и переводчикам… Работая над любым произведением и стараясь передать замысел, стиль и другие достоинства подлинника, переводчик повинуется (порою совсем бессознательно) не только законам грамматики и переменам в лексике, но и требованиям читателя своего времени…»
ВОПРОС: Как Вы относитесь к переводческим комментариям? Где их место: на странице, в конце книги? Ваша собственная практики комментирования.
ОТВЕТ: Жизнь развивается, язык развивается, поэзия тоже развивается. С течением времени лирика меняет взгляд на нас, меняется ее музыкальный и заклинающий ефект. Ведь слово лирика происходит от музыкального инструмента лира? Много веков тому назад понятие лирика заключало в себе поэтический текст, музыку и танц, взятые вместе. В ритуалах, посвященных богам... А переводческие заметки и объяснительные коментарии, если не слишком длинные, по моему мнению должны быть под ремаркой на странице произведения, но есть случаи, когда при более обстойных коментариях или в связи с паралелной презентацией тематической или другой хронологии редактор может вынести их в конце книги.
15. – «…Потому что редактор – очень опасная личность, и это известно мне по собственному опыту: ведь я уже более двадцати пяти раз был редактором!
… я бы высказал другую, думаю, бесспорную мысль, - что редактор всегда непроизвольно соперник переводчика!
…всё-таки переводчик, как говорится, “хозяин” перевода и редактор должен помнить, что по правилам игры последнее слово всегда остаётся за переводчиком ...»
ВОПРОС: Вы и переводчик, и редактор, и директор издательства. Как вы поступаете при работе с переводчиками?
ОТВЕТ: Редактор и переводчик должны быть единомышленниками. Если это необходимо, пускай скрещивают сабли своих мнений, но в конечном итоге они должны найти лучшее решение. Ну, дополним, что все зависит от професионального уровня автора и переводчика. Через мои руки редактора и директора издательства прошли десятки книг высококачественных мировых авторов. В 1993 г., когда я выпустил книгу мастера афоризмов Станислава Йежи Леца „Непричесанные мысли”, у нас было много споров с переводчиком Георгием Асьовым, потому что почти каждый афоризм имел и свой второй, даже третий смысловой слой. В 1994 г., когда я выпустил антологию мировой сатирической поэзии „Смейся, палач!” (в которых были включены произведения многих русских поэтов таких как Дмитрий Хвостов, Василий Капнист, Василий Пушкин, Николай Карамзин, Александр Пушкин, Александр Измайлов, Петр Вяземский, Иван Дмитриев, Евгений Баратинский, Николай Некрасов, Алексей Жемчужников, Михаил Михайлов, Саша Чорный, Евгений Виенский, Петр Потемкин, Николай Агнивцев, Валентин Горянский, Владимир Маяковский и др.), мы ожесточенно спорили с переводчиком Радоем Ралиным, который является одним из самых великих, знаковых болгарских сатириков. Опять же в 1994 г., когда я выпустил в свет книгу большого польского публициста Ришарда Капушчинского „Империя”, мы работали над переводом на болгарский с очень талантливой переводчицей Благовестой Лингорской, и с самим Капушчинским. И так далее на протяжении многих лет...
Интервью Елены Мироновой