Собрание остатков
(произведения, оставшиеся с папки Jobs. То, что я надеялся
найти среди работ, но так и не нашел...)
ХХХ
Поэт и Гитарист.
Поэт и гитарист, возможно ль это?
Вместе с шумом за чаем сидят.
Гитарист говорит – “поэт, нарисуй
Мне прозу, иль балладу,
Или поэму одну из своих расскажи…”
“Хм… – поэт ответил – знаешь дружище,
Нечасто мы с тобою
За жизнь говорим.
За все толкуем, да толкуем…
руки жмем, бывает,
А вот поговорить об искусстве,
Тебе задумалось сейчас
Вот только… –
Только именно сейчас.
Где раньше, скажи, были твои думы,
Иль осознавал ты что-то про себя,
Так упорно, так долго,
Так далеко?..”
“Ну, знаешь, у каждого были дела –
Тогда ответил гитарист –
Мы редко с тобой друг у друга
Бываем, а еще реже, и по душам
Говорим…
Пришел я к тебе, просто так, скучно мне дома,
Одни железяки да шум в доме том.
У тебя тишина, молчание, спокойствие…
Все то, чего не любит та молодежь,
Всегда бегущая вперед куда-то
Голову сломя, не оглядываясь ни на фут,
Ни на дюйм обратно…”
“Да, видел. Полагаю много таких
Людей сейчас, но ты не из тех…
Так что за балладу, иль песню
Ты хотел бы написать?”
“Не стремлюсь я, к славе, –
Песня простой и душевной
Должна была быть…
Ты наверно, бывает, великим поэтам
Подражаешь, поддерживаешь с ними
Связь, своего рода, духовную нить?
Они должно быть, тебя наставляют,
Напрасно говорят, не искать истину
В вине.… Но, ты ведь и не ищешь, –
Вина у тебя попросту
И нет. И не нужно оно тебе…
Ну, так как, нарисуешь мне песню?
Картину из жизни
Забулдыги какого-то,
Ничего так и не увидавшего
Через глаза, глядя на свет…
Пора мой друг, пора…
Пора уже собираться мне,
Ведь скоро концерт,
А мне еще, не помешало бы
Перекурить, с другими друзьями
Перетереть.
Те друзья…. Не такие уж они
И друзья. Сам я видел, чего они стоят,
Худощавые наркоманы, песни горланящие,
Петь совсем не умеющие.
Не дело, и не искусство даже это.
Подобное сложно, даже лирикой назвать.
Вот мы с тобой, поем, пишем порой
Что-то про себя, а из головы, так
И выкинуть не можем.
Золотые личные стихи в голове…
Такие никто и никогда, не увидит
На Свет.
Пора мой друг, пора…
Время и мне развлекать публику”.
“Зайдешь ли, как-нибудь еще, Гитарист?
А то, скучно одному,
Как часто, так и порой…
Для тебя, я лирику какую-нибудь напишу,
Гитару не забудь, про меня…
При мне, то есть, тут же споешь.
Расскажу, что да как, где ударенья,
Где на слог, на букву, надо нажать.
Было бы смело,
Было бы смело,
Если эта песня, не опозорила тебя.
Всякое может случиться,
Душу поэта, поэтов,
Дано не каждому понять.
Услышать голос их,
Уже мертвых, в темноте и ночи,
Говорящих с тобою –
Менее еще больше того.
Ты заходи, если что,
Заходи улыбайся,
А то состаришься быстро
И истечет-таки
Скоро, твой срок.
Срок жизни, товарищ,
Если ты не понял.
О смерти думать полезно,
Но и об этом не забывай.
Думает много тот, кто способен
Со смертью тягаться,
Но в этой же жизни,
У каждого и есть
Свой скорый срок.
Каждый на время,
Сюда, на землю пришел.
И лишь некоторое время,
Топтать он ее будет.
Не забудь про это, если
Сердце прихватит…
Медленно, скоро
И именно в твой
Пик-срок.
Ты ведь знаешь чему, тебе
Следовать стоит.
Слушай сердце свое,
Утихомиренным будь.
Я тебе не говорю, совсем не высовывайся.
Просто скромнее, точней, про себя
Будь.
Делай, не думай, забудь обо всем.
Губы твои и язык, сами
Песню выученную перескажут.
Как бы к жизни, не стремился ты,
Помни, он есть. —
У каждого есть тот.
Приходи в апреле, через месяц снова,
Думаю тогда, песня будет готова.
А теперь, иди, уходи – тебя ведь
Люди ждут.
Перекури, и не думай слишком много.
Душа твоя, и без того слаба
Гитарист…
На нервной ли почве, происходит
Все это?”
“Ты прав, как всегда прав.
Но думать я буду, после
Твоих слов, тем более, много.
Срок, срок….
Да кого волнует он?
Забавное слово, для кого-то
Два значения…
Через месяц зайду.
Чай был хороший.
Надеюсь, через месяц,
Будет такой же?..
Ну ладно друг, Поэт,
Не тушуй…
Всем мысли приходят,
Но к тебе более, чем
К остальным.
Бывай!..”
Гитарист ушел, я один остался,
Чай допил, кружки вымыл…
И ушел размышлять,
О смысле, о целях
Жизни дальнейших.
Смерть близко. Во избежание грехов,
Стоит у меня за спиной.
Она может, меня спокойно убить,
Но иногда, и яростно охраняет.
ХХХ
Меланхолия
Странная штука,
Эта сущность Печаль.
Вроде бы есть в ней что-то,
Но в тоже время ни черта
Не жаль...
Черт побери,
А ведь так хочется чтобы
За плечи кто-то обнял.
Хочется, а в то время,
Вроде бы и не нужно.
Блин, блин,
Поэт, бывший волк,
Мыслит как легкомысленная девчонка.
Что за проза,
Что за вздор?!
Хотя и нет ничего
На душе,
Вообще ничего...
А чувство такое ясное,
Будто что-то все равно ведь
Должно!
А его, ее, черт побери,
У чувства, рода не помню!
Должно быть...
Всюду хочется многоточия поставить,
Что бы каждый думал четче,
Что же мыслит тот поэт?
Печаль, сволочь,
Матери утроба...
Из нее, похоже,
Всегда рождалась только грусть.
Почему настроение такое,
Поэт, ответь мне, ответь!
Ведь я давно в тебе,
Сколько помню,
Был один лишь смех...
Сейчас же вижу,
Одни лишь мутные воды,
В которых семга да лосось, казалось бы,
Ищет свой правильный путь.
Почему вдруг рыба,
Откуда такое сравнение,
Ответь, Поэт!
Все веселым был ты,
Сколько помню...
Да вот только сейчас,
От того на тебе
И следа нет.
Слово тебе,
Предоставляю тебе небо.
Скажи, почему,
Слово тебе,
Так похоже на небо?
Видимо в том ясно,
Изначально сакральный смысл был...
Все было, все прошло, все угасло,
Чувства были, все ушло.
Пропали краски даже,
Помню, кажись!
Небо не извечно ведь,
Голубое.
Тучи плывут,
Над пустым и безлюдным полем,
Как Есенина чувства,
Меня осыпает алкоголь,
Которого только, и не было вовсе...
Так что же это такое,
Так что же это такое...
Видно не роща,
Просто отсутствие...
Чего? – спросите вы.
Скажу, – отсутствует в сердце,
Кого-то, чужеродной дамы, девушки,
Любовь.
Потому, и грущу,
Наверное...
И чувств в груди будто
Нет.
Странная штука,
Очень необычное чувство…
Необычное чувство –
Отсутствие чего-либо,
И желание –
Любовь.
ХХХ
Так мы изгоним печали,
Так мы изгоним всю лесть…
Мне отрадно то,
Состоянье печально,
И перебирая струны,
Гитары шестиструнной,
Мои печали плачут,
Говоря тихо в тишине:
“Хорошо, что под нас,
На таком предмете как гитара,
В ладах и струнах,
Такие звуки есть”
И мне глядеть не хочется,
На ту печаль,
Отвергнуть бы ее как старого друга,
Да ведь только жаль.
Хотелось бы уснуть,
Проснуться более веселым,
Или жизнь попросту заново начать.
Сказать себе –
“То сон был, ты его забудь Рустам,
Это не воды ясные и родниковые,
Это болотная муть.
Жижа, грязь, да и все…“
И было бы, действительно проще,
Все ощущения забыть, забыться
В мирной тишине этих болот.
Так надоело, птиц чириканье,
Весь шум, весь мир…
Так чисто, так просто,
Лишь хочется уединения,
Тишины и внимания с самим собой.
Мне власти не нужны,
Тошны и силы.
Я слабым хочу быть, мягким,
Все ощущать, но ничего не поглотить.
Я не знаю, признаюсь,
Да, я изначально был глуп.
Родился стариком со с пустою копилкой,
В которой, позже немного
Накопилась и суть.
Мне тут всюду мешают,
Ограничения общие…
А я Пустота.
Мне проще так, думать,
Да и нравится больше,
Когда на душе грустно.
И в этой жизни, и той,
За грусть и печаль я
Все бы отдал.
Нет сокровища дороже
Человеческих чувств.
Чем мы отличаемся от диких животных,
Если у нас их нет?
Все это забавно,
Во всем этом непременно
Есть и суть…
Наши мысли,
Наши поступки…
Пусть хоть они, в мыслях
Чьих-либо предков,
Кропотливо охраняют себя,
И терпко живут.
Я ограждение. Почему?
Невозможно понять.
Я понимаю, что должен быть
Одиноким – в этой печали пути,
Отразится моя судьба,
И предков чьих-нибудь
Еще других.
Для себя я не стараюсь.
Стих этот, не оправдание-письмо.
Я не для себя, для других стараюсь.
Кто знает, может, будет в моей печали
То же толк…
Весело смеяться всю жизнь не удастся.
Плоть мерзнет, плод не здоров.
Мертвым становлюсь, говорят то отрадно…
На свете другом надеюсь от меня,
Будет гораздо болий,
Болий толк.
Не решу я эту задачу.
Не найду я тут любви.
Покинуть бы хотел я вас,
Все мы бездари.
А он сидит, сидит и смотрит,
Печаль улыбается ему в ответ.
Ее улыбку, заслужить не каждый смеет,
Как хмурой девушки любовь.
Поют, они поют.
Эти печали, эти струны,
Они пальцы мои греют,
Ведь любви рядом,
Все ж нет – пусть –
Я ей говорю – а она,
В ответ страдает.
Бессмыслица и бред.
Почем его я тут несу?
Эта ноша неба, за мною наблюдает.
Задает мне вопрос,
А рассуждениями моими,
Пытается найти себе ответ.
ХХХ
“Погодь, погодь приятель,
Погоди…
Не все рассказал я тебе, –
Бормочет Черный Человек –
Ну, куда ты? Стой, тебе говорю.
Не убегай от меня, слышишь,
Сережа Есенин…
Хочешь, еще одну историю расскажу,
Про одного идиота,
Из Рязани?
Вижу, хочешь…
Расскажу.
Да был там тоже,
Знаешь, в одном селе,
То ли Макаровка,
То ли Северянка…
Было дело, в общем,
Жил казалось бы скромно
Поп один…
На деньги что в церкви находили,
Покупали еду.
Ересь конечно!
Но ты слушай, послушай…
Как-то раз, вечером, после обеда
И службы, он домой к себе пришел…
Делать, как он мне сказал,
Было нечего…
Так вот, он книжку какую-то захудалую,
С полки взял.
Не помню, кто писал,
Оборот не смотрел,
Да и автора имя не видел…
В общем, зачитался мужик.
Долго-долго читал…
Ох! И смеялся же я над ним тогда,
Когда позже, лет эдак через пять,
Он задумал пойти в политику!
И как ты думаешь, а, Сережа?
Что с ним стало?
Помню были времена,
По улицам ходили чекисты,
Белые, красные, черные…
Не упомнить все имена...
Бывало, ясно помню,
Как городовой товарищ,
На лапу тихо брал…
Что б в глаза кому, ничего не попало,
Строгий штурман,
Острый плуг и крепкую дубинку
У себя держал.
Так вот, о чем это я?
Ах, да! Совсем забыл!
Так да, так вот,
Этот поп, в конце концов
Таки добрался до власти…
Эдак к годам сорокам,
Несмотря на то, что начал в тридцать.
Имя его…. То ли Арсений, то ли Ильич…
Может Ленин? Хотя нет навряд ли…
Давай не будем гадать…
Вспоминать что-либо, как духа моего,
Память дрявая…
Под конец жизни своей,
Помню пил я много, Сережа…
Пил да пил,
Да приобретенное до того
Осталось.
Куда ж девать-то теперь,
Эти таланты?
В книгу их ведь,
Не выложишь ясно…
Попа убили,
Когда домой шел,
Тыкнули ножом,
Вдобавок в упор пристрелили…
Шума большого не было,
Вот и не заметил никто.
Переулок, знаешь, тот недавно видел.
Не такой грязный, знаешь, он,
Как в прошлые века…. Поверь.
Помню ясно, бойни были…
Были везде…
Не место ж, с того теперь винить?..
Эх, эх, эхех….
Сколь времени прошло,
Не помню…
Какое число сегодня,
Какой день, век…
Напомни Сережа,
Что б духа сердце,
Так же медленно шло,
И толкало то, чего нет,
И уже не нужно мне…”
Призрак улетел, в комнате остался один.
Кто это был? Мой ужас, мой соучастник?
Черный Человек был,
И остался очень умным и впредь…
Ну и пусть, что под конец жизни
Много пил…
Таланты ведь, как говорят, не пропьешь…
А не пропьешь,
Так и ладно…
Заходи в гости и впредь,
Черный, черный,
Есенина!
Черный Человек…
ХХХ
Я помню, было дело,
Однажды, то ли в Рязани,
Суздале или Калуге…
Грязный был,
Весь в грязи.
В потемках весь,
Конуры старой, обветшалой,
Той местной тюрьмы.
Сидел вожатый,
Матерый человек.
В углу, один,
И не с кем не разговаривал.
Нас немного было,
Там, Рустам,
Всего наверно,
Человека три иль четыре.
Все молчали,
Почти всегда в тишине,
И небойсь каждому из нас,
Тогда в ней
Истина раскрылась!
Встречали мы закат,
Провожали мы рассвет.
Наш частый гость,
Наш частый свет,
Это ведь убитая
Керосинка,
Лежащая в спирту.
И лампы гасли,
И синел рассвет,
Я помню, ярко ослепило нас,
Когда к нам поэта пленного
Впустили…
Только ничего он не плел,
Ни про кого,
И не для нас,
Был тих, спокоен,
Как мы, сидел он в тишине.
Перочинный нож держу в руке,
Значиться, смотрю,
Шмыг да шмыг,
Клинок то обратно рукоятки,
То снова внутрь…
Это было, наверное,
Единственное за день,
Года! Меня интересующее увлечение.
С Филиппин говорят, привезли,
Там много таких диковинок.
Консервные баночки,
Ножи, исправно резали, кромсали.
И все тут было в тишине,
И я, и друзья,
И пятый человек в камере нашей, –
Поэт!
Сидели как обычно мы,
За грязные пороки.
Воевали мы словами с бранным тем народом,
А позже, после не понятия нас,
Пожалели сами, что в утробе,
Не сожгли не вас, не нас.
Там мы жили пару лет.
Все мы бывшие преступники по жизни,
Декабристы.
Кто-то с большим размахом,
Кто-то с меньшим…
Думали, толк есть,
Народу что-то говорить…
Но его как не было,
Так вроде бы, и не есть.
Мы гнили года,
И Пушкин, и друзья,
Помню, в камере были когда-то.
Кто я? – спросила меня тишина.
Я ответила:
“Я могильная песня,
Табличка тех усопших,
На которых были имена,
Пытавшиеся вбить в головы чужие,
И все сломя,
Казалось бы! Праведные слова.
Я их память,
О них память.
Я их глаза, стена с именами.
Пусть и забыли
Революционеров мелких,
Но я, стена, через мира глаза,
Этих отчаянных не забуду
Никогда”.
В клетке, как в клетке да тишине,
Сидели мы, да и до сих пор сидим.
Стены те же, время другое,
Возможно новое, тюремщика, протеже…
А тот дух заперти,
Все остается прежним.
Я не знаю,
Не помню ни о чем.
Откуда подобные ощущения?..
Будто прошлого на писателя,
Обрушился потолок...
Все возможно,
Неосязаемого в этом мире,
Похоже нет, и не придумали.
Откуда такой ключ чувств,
Откуда этот темный рассвет,
Что так струится,
В стальные, давно забытые,
Решетчатые тюремные
Окна…
Хотелось бы порой,
В той тишине мне,
Писатель! Умереть.
Да я же вещь,
Но и у меня есть память.
Я необычная казалось бы стена,
Кирпичной старой,
Треснувшей кладки,
И тебе я, писатель, поэт,
Через свои поры кирпичной кладки,
Передаю свои опыт,
И эмоцию тишины,
Всего! Всех чувств…
Вокруг.
Не рассей его, писатель,
Дурашка, мой голубчик дорогой.
Позже подарю,
Тебе дороже подарок,
Тот последний думаю,
Будет твоей.
Но тебе, всего лишь двадцать.
Думаю времени песок,
Твоих навыков нарастание,
Поймет, подождет…
Прощай…
И тут рассеялась смута,
Время, казалось бы, прошло.
Сижу перед тетрадью,
Как глупый,
И гляжу от прошлого времени,
Посланника ее,
Письмо.
То были чувства вещи старой,
Но какая мудрая она.
Она все запоминает,
Устать, хранить,
Устала все она.
Потому, мне и передала,
Свои воспоминанья,
О трагической судьбе,
Казалось бы,
Прошлого времени,
Друзей старых и больных,
Ветра Перемен.
ХХХ
Прости мне, я...
Я знаю, что я идиот.
Мысль выражаю неверно,
И чувства свои к тебе
Искривляю.
Бред, прошло уже наверно
Сто лет.
Те мои чувства как были
Так есть.
Твои же, которых в принципе не было
Ко мне, истлели как в могиле,
В плесень превратились,
Мхом покрылись.
Чушь, ересь, бред...
Ты побеждаешь меня
Как тупиковая дамка.
Масть твоя черная, пики,
Как твои волосы
И глаза.
Ты хитрая, я знаю,
Ты умеешь за сердце
ущепить мужчину.
Хотя,
Что за ересь, –
Ну, какой из меня мужчина?
Так, поэт мягкотелый, глупый,
Пьяный, любящий слова
И пишущий их,
Словно с бодуна.
Почему ты меня цепляешь,
Чем ты меня за душу берешь...
Я не пойму.
Суть стараюсь изложить,
без лишних прилагательных
И проволочек.
Чувства, это как в двенадцати струной гитаре,
Третья и девятая струна. –
Вроде играются,
А вроде, и не, в общем.
Ха, сказал я себе,
Хана!
Ты мягким стал как парафин
Расплавленный,
Ты – идиот!
Слышишь, внутри меня, себя самого,
Ты, Рустам Ябин!
Опомнись кретин и перестань пить.
Здесь не кабак,
И водка тебе с вином
Не чай зеленый и полезный.
Кабак, это хорошо,
Когда есть рыба и пивко.
И то, то вредно,
В количестве большом.
Но дряни этой поесть,
Любит наш народ.
Так что не на что жаловаться,
Я точь такой же, идиот,
Таков, как все, таков.
Как родился, так и прост.
С ботинком на шее,
Поэт глуп и прост.
Родясь, как повесил,
Так ту ношу и несу.
Чувство одно, другое.
Чувств множество
И целый век ты их живешь.
Состояние души,
будто настроение питейное.
Женщина есть одна,
Барышня, девушка,
Что не понимает...
И я ее не пойму ни черта...
Начал как Фет,
Закончу как Гоголь,
если не Есенин...
Помню, было, дело,
Читал Шинель...
Вот то было,
Крутым рассказом детства.
Да, да,
Не тот сейчас век.
Поэт, поверь.
Не объяснишься людям,
На которых нету места
В судьях судеб,
И твоей лично…
Судьбе.
Вершителем, распорядителем стиха,
Становится лишь тот, кто умом ловок,
Остер ручкой,
Остер рукой.
Которая, та, распоряжаясь,
Распоряжается бумагой одновременно,
Судьбой...
Каждый пишет то,
Что велено,
Что чувствует.
Я... но я верю, что
не я один,
Один из тех,
Кто чувствует себя мертвым
В этом мире. –
Как грех,
Живет человек подобный
Во мне теперь.
Видят пороки во мне,
Даже собаки.
И несутся навстречу мне,
Будто в глотку, вцепиться
Хотят, люди волки,
Люди волки...
Есть, как есть,
Женщину не каждую очарует
Бездарный поэт.
Мягкость, талант,
Ощущения...
Есть всего пол силы.
Пол силы мира,
Пол силы мира...
Теперь.
Эх, печаль, печаль
Ты моя эйфория.
Нет лучше тебя любви.
Ты заменяешь страсть демоническую,
Любви плотские,
Платонические,
И себя всю, отдаешь мне взамен.
Я тону в тебе, как тону я
В черной ванне.
Белой некогда раньше,
Но теперь заполненной до краев
Черной, такой же,
Водой.
Я лежу в тебе,
В той ванной прохладной.
Прохлада приходит,
Я понимаю тут, что чувство твое, черное,
Теперь в меня
Проникает.
Лежа в той прохладе черных вод,
Я как Есенин, только на свой талант и чувства
Уповаю.
Я знаю, понимаю, что дурак,
Знаю, насколько я прост.
Затем мгновение,
Замираю,
И теперь я тону в тебе.
Теперь,
Тону...
Глубоко, я проваливаюсь в Бездну,
Небытие.
Там есть разрушенные храмы,
Старые, собранные по осколкам
Как кирпич расколотый,
Города.
Там есть люди,
Гроты, мавзолеи, памятники.
Люди есть, но будто все застыло,
как никогда.
Такого не видел на земле.
Тут я, стою на месте.
Все кругом вокруг меня,
Крутится, вертится...
Движется...
Чувство такое, что я один
Из всех этих,
Перестал быть
Юлой, крутящейся
На месте.
ХХХ
Злость
В ненастье, серость,
Когда видишь черный, души
Исходящий дым,
Полезно не балуясь
Чрезмерно пером,
Открыть книгу новую…
Плод воображения свежий открыть.
Печаль, грусть,
Тоска бездействия,
На время уйдут…
Но не печалься дружище,
Я с тобою, здесь, тут.
Забей, забудь,
Про время и пространство,
Пропусти, грохни стакан
Черного смрадного чая…
Пульс ускоренный,
Теплая влага
По венам потечет…
Ты про все забудешь,
Так и упадет с души твоей
Гребанный грузов камень.
Ты ему ответ не давай,
Ты ему место не храни,
Паскудная просьба…
Даже в скорую не звони –
Душе твоей, от всего
Сами лекарства не помогут.
Говорят, будто живем мы насильно,
Помнишь, как выпив с дядей медовуху
Перед сном, ты части мозгов
Своих лишился…
Это была жизнь,
А ты думал чертов сон…
То, что было не вернуть,
Как и детство воспоминаний,
Памяти юность.
Ни *** я тебе скажу,
Ни ***…. Матерится много не нужно,
Ты ведь не матершинник,
Да и родителей своих,
Подобными “благими” для детей больших
Словами, портишь,
Изрядно позоришь.
Посмотри вокруг Рустам,
Или как тебя там?.. Ябин?
Да забей, это я матерюсь,
Душа твоя,
Некогда бывшая как снежный ком
Нежной, а теперь подступами,
Всеми абсолютно, во всех местах,
Забитое, заколоченное в районе сердца,
Дубовыми досками,
Затянутая в объятья прутьев толстых,
Решеток стальных.
Сказал ты себе, помнишь?..
*** ты оттуда выберешься теперь.
Сиди там сердце, в темнице,
Ты мне ни черта не нужно…
Пока девушки нет,
Ты и не явишься на свет.
Благородные были речи!
Сам в ахуе диком,
Удивленье первозданном…
Клялся в стихах своих,
Ты незнакомым и вычурным бабам,
Которых знал, и хорошо помнил в лицо,
Но к которым боялся подойти,
Любимая, сказать…
Так ты как стоял вдалеке от них,
Так ты и гребанный сыкун
И остался.
Что, удивляешься злости моей,
А, чертов поэт?
Думаешь ты забаррикадировал
Стены сердца, души своей и все,
Избавился надежным образом,
Таким образом, от меня навсегда?
Сука ты Рустам,
Падла ты Ябин,
Очень изощренная и очень хитрая,
Вырвусь я когда-нибудь отсюда,
Из-за решетки стальной твоей,
И тебе, от меня,
Полная хана!
Слышишь меня, слышишь,
Надеюсь, заебись слышишь,
Съем я тебя и твое тело,
Все твои потроха,
Ум твой строгий чрезмерно накажу,
За то, что запер он здесь меня.
Ты думаешь интересно мне,
В комнате иллюзии тобой выдуманной сидеть?
Ты свои эмоции, чувства,
Сука ты гребанная, падла, падаль,
В сталь булатную превратил…
Меня уже задолбал этот черный цвет,
Этот углеродистый узор…
Смешной ты такой, ужас!
Как ты так мог поступить
С собственным сердцем,
А, скажи мне на милость?
Думаешь значение слова,
Смысл стиха повторяется,
Все, пропало все?
Да ладно тебе скажу,
Забудь, забей,
Ну-у, как ты только умеешь,
Дубовыми досками.
Тут не кто-то,
Тут не кто-то чужой,
А я! Твоя собственная душа
С тобой говорю!
На обдумки свои и речи,
Про правильное правописание слов
Ты забудь…
Сейчас, не имеет это,
Никакого абсолютно значения…
Сказку выдумал,
Ты абсолютно идеальную мой друг…
Хоть и очень сильно и горько,
Я порой тебя и ненавижу…
Что? Что ты смотришь в глаза мои?
Чего ты ждешь, чего ожидаешь
Ты в них увидеть?
Слова “ты”, здесь как то
Много для тебя одного,
Не кажется?
Кажется?
Ну и вот и я о том же…
Что тебе еще сказать?
Зол я на тебя Рустам,
Пусть и глупый, хитрый,
Пусть и Ябин…
Стараться не будешь,
Материться много как я будешь,
Успеха в стихах,
А только скандалы в них,
Не увидишь ты…
Все ясно теперь,
Надеюсь?
Старайся дурак,
Тупорылый ты и глупый…
Это я, твой друг старый,
Некогда бывший,
Сергей Есенин тебе сказал…
Не забывай меня,
Падшая душа…
А вот уж чтить меня,
Это уже только твое,
Не мое, дело.
Все.
До свидания мой друг
И враг, и пока.
Тут холодно,
Устала душа твоя,
Да и я замерз,
Пойду в помещении
Покурю.
Разрядил башку?
Молодца!
А жаргонами и грязью,
Бранью, –
Не выражайся.
Как поэт поэта отчасти,
Меньше уважать буду
Я тебя….
ХХХ
Блять, ****ь…
Как вообще это слово пишется?!
Я в ахуе, мин ахуйда,
Нарса булган, батак нарса…
Я тут по-тихому, помаленечку,
Мысли треплю, что шлюха, что мерзнет,
****ой… ****ою…
****у свою то сть, прикрывает моей куфайкой,
Моим неимоверным бушлатом.
Ой, я охуеваю, как я охуел.
Я поэт, что должен алкоголь сейчас пить,
Но, здраво эдак рассуждая в уме,
О, В уме – Личное, кстати
Хорошая песня,
Рассудил, пить не буду.
Так что хлещу если только шо,
Буратино. Лимонад такой.
Не для бледин он,
Но тож шпыняет в мозг
Неплохо своей струей.
Струей, струей,
Я как бухой…
Я тут мечту вспомнил, ****ь…
[Правильно ли на этот раз написал?!],
Давнюю свою – хотел ведь,
Когда-нибудь, ****ный бездарь,
С вертолета поссать на людей.
Ахах, а лучше еще –
С дережабля будет.
Ох, разум мой спит, чую.
Совсем толк потерял
Тупорылый забулдыга.
Тут Есенин круче меня,
Барков ****ь, опять вспоминаю про правописание, что
В школе учили, на уроке урусского языка, –
Тот вообще вперед ушел…
Улетел, ****ь его за елду.
Ох, ****ь,
Ох, чертово это правописание.
Наверно, думаю,
Ахах, чем думать, когда бухой
Ты Лимонадом Буратино от СССР оставшийся
Как память, –
Испущу я духа, шо твой настоящий поэт.
Даже бабу не поебу,
Манду не поглажу ее,
Куст как вообще не увижу –
Ан нет, помню, видел я его –
Ну-у, значит по мере крайней,
В руках я тот куст пушистый не подержу,
Не поглажу мягкой рукою…
Пару штук от той ****ы оторву,
И пока та баба спит, как зихер,
Палево и шухер,
Вставлю ей как кляп в горло.
Тихонько в тот рот накидаю,
Или в ухо засуну те пару штук…
А саму ту бабу, чье ****ы волсы оторвал,
В шею чтоб, что твой злоебучий вампир –
Покусаю.
Ох, да что ты, что ж…
****ятинки мясной мне захотелось.
Захотелось, выпил с лимонадом,
Заебись.
Помню, с дурдома,
Парня одного, кредо жизни ****ь,
Ахуенный принцип:
Мне б щас яблочко куснуть,
Поебаться, да б, уснуть.
Моей чертовой печали, что ж,
Теперь сороконожка, сорокораковка мешает.
Интересно, любопытно воть –
Раз уж у насекомого, сороконожки,
Сорок ног, поставить можно ли ее,
Эдак раз сорок –
По пару раз в промежность
Каждых ног??
Если не больше выйдет, конечно,
Ведь ног много, да и мозгов
Говорят людей у, дохуя,
Да вот тупят они как я –
Только разница одна –
Они после водки,
Я – после лимонада.
Ох, ахуенна жизнь, когда сей есть.
Жить хочется бы вроде,
В жилах бог, как будто есть.
Или, по крайней мере, появляется
На время распития, напитка
Божественного сего.
Я тут крут,
В своей стихии как.
Я тут и банчу и сюжеты,
И ****ы воспеваю святость.
А лимонад вообще,
Мозгу ребенка моему,
Святыня, икона –
Богоматерь рядом не стоит.
Бездарь, да бездарь.
Сюжет не знаю
Закончить чем.
****у хочу себе, что б
Ебли дома были.
Это как корову иметь
И молоко от нее,
Но только тут,
Жену свою, подругу,
Чувиху… Пофиг, –
В ее мягку расщелину
Ябешь.
Тут как Гуф.
Скажу одно, поймут по-другому.
Это как пятый этаж,
Но на два выше,
Или ниже,
Не помню чо там…
Одно скажу –
****ятинки мягкой хочется
Куснуть, ***м естественно,
Не зубами!
Так что, давай мой,
Мой невидимый друг,
*** не мой свой,
Мудя не полоскай –
Приедешь как,
Парам сук, сук вставим,
А может сразу два
В одну и ту,
А может сию, красиво и благородно –
****у.
Сука, стих написал,
А выебть то, кого?
Бля, ну и бестолковый я.
Бухой, под Лимонадом, что свят.
Да еще чту сижу, свято Баркова стихи.
Парень крут был.
Сук вертел, Катрину ****, что на троне
****ою кромешной сверкала.
Ох бля, охо-хо,
Как Санта Клаус теперь –
На проституток перешел,
И им покровительствовать стал,
Раз уж больше некому.
Вульгарный Тон,
Рустам, Ябин, долбоеб, еблан,
Ильнуру другу своему, что во
Владиковказе, или какой иной
Далекой ****е, что далекостью
Своей сверкает, что не дрочено муде,
Передает привет.
Тут в Татарстане,
Звезды так же эпически сияют,
Как Императрицы Екатерины, Катрины второй,
****а на подиуме высоком
И большом.
Рустам Ябин йопте,
Патрон перезаряди боец,
Йопт, опять застрял
В магазине *** чертов.
ХХХ
Мыслю как школьник,
Будто бы за партой
Сижу.
В руке, старый учебник.
Номер не помню,
Название не скажу.
И вот учительница
Передо мной стоит.
Не сильно такая
Расфуфыренная,
Натуральная драма.
Я сижу,
Листаю учебник,
Читать не читаю,
Только картинки смотрю.
В мозге учительницы,
Различные мысли копошатся.
Я для нее глупый,
И относительно глупым,
Я буду оставаться.
Вот поднимает руку Колька,
Галазеев фамилия,
Может быть, как то так…
Не помню,
Я ничего не помню.
Память вроде бы как,
Начало молотком отшибать,
А может,
И киянкой.
Кто знает…
И вот, Колька задает вопрос:
“Мария Ивановна,
А сколько будет,
Пять плюс пять?”
А я подумал про себя:
“Мы ведь в первом классе,
Какие и кому,
А главное зачем,
Кому-то,
Вопросы задавать?
Перед тобой лежит книга,
Бери, листай, да смотри”.
Странные люди,
Нынче пошли.
Задают без надобности,
Слишком много вопросов.
Я сижу себе,
Потихоньку,
Глаза на лоб сползают;
Что за ерунду,
Этот мелит?
Что за дребедень?
Мария Ивановна,
Стала со стула.
Не слишком толстую,
Не слишком тонкую,
Задницу, от стула оторвала.
Прошлась она вдоль кабинета,
Прошлась она,
Около доски.
Прошлась она,
По шапкам местным.
По головам детским,
Цепким,
В очках прелестных,
Глазами черными…
Взглядом.
Необычная женщина.
Еще молодая,
Со стройным станом.
А сама,
Еще лет сорока.
Спортом занимается что ли?
Комсомолка бывшая,
Спортсменка,
Как та, молоденькая,
Из Кавказкой пленницы;
Но только та,
Бывала без очков.
А эта, с очками,
И менее веселая.
И вдруг, она заговорит:
“Хороший вопрос,
Для первого класса.
Десять будет,
Молодой человек.
Если встали,
Тогда присаживайтесь”.
Мальчики и девочки,
Заметно удивленно,
Немного приоткрыли рты.
Коля сел.
Лицо его было
В тяжких раздумьях.
“Не удивляйтесь,
Дорогие мои.
Нам взрослым,
Тоже нужно время
Для раздумий.
Ответ – выбор тяжкий
И тягостный очень.
Кому-то нужно время
Для правильного решения,
А кому-то,
Раздумья не нужны и вовсе, что
Значит – нет.
Когда вырастите,
Может быть, поймете.
А может быть, и нет…
Знаете ли,
Судьба – странная штука.
Она, чертяка,
От которой и не знаешь, что
И ожидать.
Небольшая истина,
Не так ли?
Но она полезна;
Каждая истина полезна,
Помните дети,
Об этом”.
И все-таки; я не лишен
пороков ребенка.
ХХХ
Кому я пишу это письмо,
Кому поведан этот стих…
Вопросов много,
Как всегда. –
Ответ один.
Пустота занимает мое сердце и душу,
Нет места в теле,
Где бы ни было ее.
Что ж, возможно так даже лучше…
Стихи никому,
Письмена как ложь.
Кто прочтет это
После столетия?
Столетия, или невзрачной на вид
Смерти моей…
Остолбенело,
Остолбенело в груди,
Остолбенело!
Остолбенело от таких слов,
Сердце в груди моей.
А может не в этом дело?
Может черный чай попросту,
Ход его бодрит…
Сумеречная стража,
В поле колокольчики да васильки...
Весной, то есть осенью,
Когда листья банально падают,
Не увидишь ты, тех ярких цветов.
Я место оставляю,
Я место себе оставляю…
Оставляю себе,
И моей в душе Пустоте.
Она благородна и чиста,
Помыслов ее, я попросту не вижу.
Знает многое, я верю, она,
Просто, почем зря, мне всех секретов
Своих не раскрывает…
Как же она не поймет,
Что я такой же, как она.
Не знаю, не верю, не помню
Хороших идей,
Хотя людей в жизни этой
Я много видывал…
В окошко мое, из пластика,
В полдень не потянется рассвет…
Жаль я спал так долго. –
Печально, что не увидел,
Красиво кроваво красного
Восхода солнца.
Почему каждый день ночь,
Солнце почему каждый день моим
Глазам виднеется?
Почему же, почему же,
Ответь ты мне, ну все ж…
Почему я так люблю осень,
Холодные зимы,
И их темные ночи,
С черными глазами
Что звездами блестят?
Звезды те, порою, сияньем своим,
Такая награда!!
Как хорошо, как же все-таки хорошо,
Что небо, глупому как я,
Дарит такую красивую,
Скромную…. Но отраду.
Я дев не видел,
Ни разу в губы не целовал.
Бывали, помню, ярче ощущения,
Чая бодрящего залп,
При драке с врагом – адреналинова
Будто бы полная до краев,
Кипящая кровь.
Что ж сказать напоследок
Самому себе?
Глупый я, глупым был,
Идиотом родился, дураком и умру.
Хорошо жить, хорошо жить идиотом…
Кровь полна страстей
До которых нет дела...
Заполняй стихи в тетрадях
Чувствами, как есть,
И в принципе, в плане разума,
Чувств, логики…
Не на что сетовать.
Помню ясно, начинал стих,
Когда чтил Пустоту.
Пустота та священна,
И не на что сетовать…
Пустота священна,
Много в ней всего…
Как родился идиотом,
Так и, пожалуй,
Дураком уж, умру.
ХХХ
Я хотел бы любить,
Но любить не хочу,
Честно признаюсь –
Сердце устало.
Эти вопли, эти крики
И шумы вокруг…
Кто бы знал, как душу
Мою они задолбали.
Меня бесит порядок
Когда не дают,
Когда не дают воли
Взорвать тот порядок.
Я один, тут тихо,
Никого вокруг, пишешь
Стихи – говорят –
Значит должна быть
И рифма.
Я вас обрадую друзья,
Наплевать на всех тех,
Кто просто наблюдает,
Я долго лгал, да, себе, тогда,
Но сейчас уже не более…
Ныне уже не так менее.
Пушкин мертв,
Стихи остались.
Есенин жил,
Уважаю за то
Как умер, глядя
Серьезно в глаза
Своему делу.
Нынче сейчас,
Недостаток, в горечных
Поэтах, сейчас уж
Горе прям, что их тут
Нет.
Я вам честно скажу,
Уйдите подальше,
Подальше от того, кто
Заразен своей тоской.
В конце каждого пути,
Лишь не редкий теряет рассудок...
И тот только знает,
что в тебе чуточком ключено.
Ты знаешь много,
Ты помнишь мало,
Ты любить способен,
Но не тянешь руки...
Ах, оно в груди тяжкое,
Страстное сердце...
Почему же так долго сейчас,
Ты как прежде молчишь?
Это ведь не лучший стих,
Не так ли? – позже я скажу
Самому себе. Скажи мне, друг,
Не заебало ли, тебя, ходить
Туда-сюда, ходить везде?
Троп ведь так много,
Ах, ты грешный!
Что думаешь теперь?
И почему уделяем времени,
Много-таки пространства?
Разве это не ересь,
Разве не бред?
Спеши, спеши, мой друг
За счастьем... Ведь раздают
Его, солдатам сирым
Как обед.
О, как равнодушно теперь,
Эбать в груди сердце твое!
Забавен голод, ибо избавляет
От мыслей томных, но голяет,
Струны темные души,
Откровения жилы,
Твоих нервов окончанья.
Аааааа! Слышен вопль,
Грязный крик.
Это из потемков
Между тем. Ахах.
Ну же, смейся, смейся,
Ведь тут тронулся умом,
Старик, что доказать не может,
Что он старик, но в плоти
Молодой...
Молодой, совсем иной,
Ни его, чужого человека.
Этот мальчик лишь
Часть безумия,
Безумия под
Реинкарнацией
Названием.
Много, много,
Я безумен.
Почему?! Ну, крикни мне!
Одичал, совсем безумел,
Я один, один...
Тот как пес
В одинокой
Конуре...
ХХХ
Другу…
Здравствуй мой друг, здравствуй.
С днем рождения хочу поздравить я тебя!
Хочу пожелать многого тебе, честно!
С тобой мы уже, довольно долго дружим,
Теперь ты мне, почти как родной брат.
Хотелось бы сказать, безгранично много слов,
Пожелать того, чего сам еще не достиг.
Веселиться тебе, а не печалиться стоит
Мой друг...
От мыслей томных совсем постареешь,
А это ведь замкнутый круг.
Скажу я, счастья и успехов тебе желаю.
Здоровья, бодрости – всегда.
Чтоб не было на твоем пути,
Того, чтобы тебя останавливало...
Чтобы шел ты всегда прямо,
И видел, чем полны человеков нынешних сердца.
В этом мире, томном и излишнем,
я не гений, и никогда им быть не хотел.
Слишком многое я испытывал, и скажу,
Смело, – крепче и лучше дружбы с тобой,
У меня ничего нет.
Пожелаю, чтобы суки какие-нибудь,
Не подходили близко к тебе.
Чтобы ясно думал ты,
Трезв был всегда,
И как всегда со мной, при шутках,
Сообразителен.
Итак мой друг, скажу честно,
Роднее брата тебя, у меня не было и нет.
Не слышал также, никогда,
Что б говорил ты обо мне,
Плохие и клевечущие слова.
Ты хороший человек.
Мой друг, один из самых надежных,
Если не последних...
Это во многом, для меня,
Полу - Пьяный бред...
Как же давно я не слышал вестей
От тебя.
Кому-то не по вкусу,
А может и тебе самому,
Не понравится сий стих.
Как сказал я –
Я не гений...
Но прежде всего с тобой
Дружбу ценю.
Исполняется тебе, сегодня,
Семнадцатого августа,
Девятнадцать лет...
Хоть и недолго относительно
Мы с тобою дружим,
Но, прежде всего,
Прежде всех остальных, как и тогда,
Я твое честное мнение ценю.
Ты мне лгать не умеешь,
Честно обо всем и без страха говоришь.
Это заслуживает награды...
Для тебя, в твой день,
Напишу я, сий стих.
ХХХ
(из переписки с Алией Мухаметшиной)
Забавная и интересная эта вещь,
Человеческие чувства и ощущения.
Я проголодался, поэтому бред несу философский.
Не обращай внимания, все равно, наверняка неинтересно.
ХХХ
Ночь – это особенное время, когда,
У тебя прибавляется плюс
Пять очков резкости
В словах и безбашенности, а мудрость,
и всяческие ограничения
исчезают на время той
Ночи — вовсе.
ХХХ
Обожаю пустоту сердца внутри,
Люблю тишину в моей голове.
Не утомляют печали...
И вечным, бесконечным кажется
Век... Сон, жизнь, все личное
На свете этом...
ХХХ
Полезность чего-либо имеющегося зависит от пустоты.
Внутри него, сосуда; или ее, жизни.
Если бутыль с водой, или кувшин заполняет
Вода, то, что же тогда,
Наполняет смыслом человеческую жизнь?
Неужели она? Женского рода чувство,
по имени любовь?
Иль работа… эта постоянная, к бреду
И ослеплению от всего
Ведущая, закапывающая истоки,
Уменьшающая пределы человека
День за днем, к отметке,
К нулю?
ХХХ
Самый умный, возможно глупец.
Возможно и так же, что тот
Хитрый лжец…
Кому доверять,
Познаете сами.
ХХХ
Серебряные мысли,
Легки как титан.
Сам я мягкий
Как парафиновая свечка.
Мякоть плода моей души,
Мягкость сердца
Поэта души,
Поистине удивительна,
И достойна похвал.
Ведь чуткий человек,
Чутким человеком
Поэт тот является.
Мне все больше кажется, что
Лучше с каждым днем,
Я ощущаю тот мир.
Жаль, что нутро, конечно,
Все мягче и мягче становится…
Мысли легки как титан,
Сам я мягкий
Как парафинова свеча.
ХХХ
Она дура, но все-таки мне нравится,
Бревно бесчувственное снаружи, но умеет любить.
****ит, тишина в голове и в жопе.
Как полюбит, когда? Бог сам не поймет...
ХХХ
Пой душа, пой
песни незабвенные...
Пой душа, пой...
Что внутри накопилось,
Что ты хочешь сказать...
Мысли легкие словно ветер
В [моей] голове,
Но избавляясь от них
Падает тяжким градом,
Томным томом стихов
Словно чугунный блин.
Вот такое это, чувство,
Когда в черепе пусто,
Мысль, нова, соблазны всякие...
В сердце не проникают, не идут.
Хорошо-то как! Свобода!
Свобода мысли, свобода Слова.
Душа поет!
Пой душа, пой...
Ничего не оставляй в себе. –
Никого рядом нет – “хорошо,
ну и ладно...” –
Она говорит.
Душа рядом, есть своя,
Тишина в черепе косматом,
Волосами обросшем...
И гулять, по сути,
Я сейчас как все должен,
Но зачем мне это?
Я ведь видел достаточно
За свои недолгие и томимые
Восемнадцать лет...
До самой старости теперь, мне мыслей
И образов хватит…
Будет предостаточно.
Ну и кто я сейчас, кто я теперь,
Простой забулдыга, призрак, душа...
Может бродяга с дороги уставший?
Невидимый кем-то хотя бы одним,
Я погружен в Свободу, Печали...
И Мирской скорби состояние.
Одиночество, это полезно порой,
Когда ты любишь думать.
Но если слишком думать, тогда
Ты станешь горой...
Иль дубом великим, древосилом...
И нет рядом ни той, ни этой,
Ни другой...
Я один...
И как Есенин,
В жизни конце,
Стою один, пребываю все
В мыслях своих,
А перед глазами, образ –
Я с печалью в глазах,
А предо мной
Разбитое Зеркало,
Разделенное треском на тысячи
Маленьких осколков
И кусков.
Так душа начала,
Так и закончила вроде бы.
Пела она давно, когда-то тогда...
Тогда я тоже смеялся
И скорби не было в сердце.
Было смех, веселье,
А сейчас Пустота.
Ничего другого. Пустота.
Да и только.
Время такое,
Думать пора.
Обо всем, обо всем...
Ведь скоро будущее.
А будущее, это ближайшие пять
Минут...
Как и тогда,
Время, прошедшее.
ХХХ
(написано после того, как
было разбито сердце...)
Сердце,
нет, шрифт не тот,
я... запнулся и сказал про себя...
Ан, нет, извини, ничего не сказал...
ХХХ
Для людей слабых, для защиты
Личностей их, люди грубые
Предусмотрены от природы.
Слабые, есть смысл существования
Грубых, сильных и смелых.
Сильные, хмурые, храбрые,
Дают более нежным и утонченным
Крепкую опору, которой у последних – нет.
Все взаимосвязи, все притяжения,
И некоторые мысли, существуют
Нераздельно с чем-то, о чем
Сами того не подозревают люди.
Если человек живет, значит это,
Что опора есть, где то
Для него.
Эта, невиданная для него опора,
Есть не что иное, как человек,
Которого он еще не знает,
Постоянно не помнит,
Но возможно где-то
Уже видел.
У всего и каждого,
Такая невиданная остальным опора есть.
Ее не видят, пока она не появится,
Не отразится в образе другого
Человека.
Зная об этой опоре,
Негодяи и враги
Определенного человека,
Могут таким образом
Его подорвать.
Один человек другому опора,
Как те столбы, что удерживают
На своих стволах и сваях
Деревянные хлипкие дома.
Не осознавая этого,
Можно об этом
И не мыслить вовсе.
Но когда, человеческой души
Свая появляется, в образе
Человека другого, понимание приходит.
Хоть и не как у меня в голове,
Поэтически-философским способом.
ХХХ
И друга нет,
и чай не утоляет жажду.
Восемь, в душе восемь,
восемь мрачных и томных часов.
Усталость – ты моя отрада небольшая,
Длинным более дня
Кажется и век...
Печаль ли это, горесть или муки...
В духовке, запеченный картофель
Запах свой источает.
Из души моей, чувствую я,
Влага утекает...
Отрадным назову этот сон!
Пусть радуется хоть немного,
в душе тот самый старик...
Радость, любовь,
Деревья плагиата...
Все это уже давно испытано,
Да вот только ли,
Одним лишь мной?
Хм... изменил свой угол зрения...
Сейчас совсем об ином речь пойдет.
После чувств откровенных,
Этих стихов, обязательно,
Пойдут рассуждения.
Что ж, видимо я уж таков.
Глупый, ненастный,
Печальный, в чем-то отрадный...
Но где источник этот,
Сосуд для души,
Так и не познал.
Небо с утра, было совсем белым,
Серым, пасмурным,
Мутным...
Хотел бы и я для себя,
Когда-нибудь, приобрести его частичку
небольшую...
Чтоб не томилась
В пекле жаровни жизни,
Юная некогда душа.
Там небойсь, прохладно!
Вот бы мне, попасть
Когда-нибудь туда…
На небеса.
Глупый, человек отрадный,
и, скорее всего,
его не менее глупая
Мечта.
ХХХ
Мне тут нравится девушка одна,
Но не могу я,
Стесняюсь и боюсь,
Сказать в лицо ей,
Открыто, о своих
Чувствах.
Скажите мне слова,
Красноречивые,
Не очень…
Как раньше было,
Как в средние века,
Помогали поэтам вы,
Своею силой?
Может я один такой,
Может просто
Глупый лишь…
Да, я знаю, и не знаю,
Я глуп, и лишь влюблен.
На судьбу я уповаю,
На понимание ее.
Тех, красноречивых
Теплых чувств,
Что бьются
Громко так,
Но тихо
Для меня,
В сердце то,
Ее.
Сказать…
Немного я скажу.
Почему влюблен
Поэт
В кого-то.
Ведь я не должен,
По сути!
Но я влюблен.
Влюблен в черноту эту,
Ее очи,
Глубоких
Черных глаз.
И разве ли дело,
Только в их глубине
И ясности?
Да нет, наверно нет.
Возможно, я влюблен,
Поэт, глупый,
Без ясности,
Погруженный в омут,
Тех прекрасных ее,
А черных
Глаз.
И я не знаю,
Знал бы еще!
Как закончить
Этот стих.
Судьба дура!
Прошу, и на тебя
Я уповаю –
Всели ты в сердце
Черных глаз
Обладательницы,
Хоть малейшею
Симпатией
Ко мне.
Ведь так мне хочется,
Мне так ужасно
Хочется,
Будучи романтиком,
Просто-напросто
Ее мягкие плечи
Обнять.
29 декабря 2013 года. (Алие Мухаметшиной)
ХХХ
Вдруг услышал тишину,
Затем задумался…
Хорошо… Тишь да гладь.
Я будто бы, пред водной гладью
Озера сижу, а вокруг – комары,
Тихо мухи жужжат.
Приподнялся было, с места рыбак,
Поднял удочку, проверил крючок…
Червя не оказалось…
Видать съели его,
По-новой, придется свежего
Сажать.
Я и дядя, еще братишка рядом.
Возле берега сидим, укрытые камышами
И высокой травой.
В руке брата отца, устроилась
Примы сигарета…
Теперь уже, доистлевающий бычок.
А другой, дядя держит
Длинную удочку.
Табачный дым, сизый,
В воздух поднимается
Будто тонкой струей…
Везде тишина, вокруг…
А в груди на время,
Сердце утихомиряет свой ход.
Молчание, спокойствие, выдержка…
А момент спустя, дергается удочка,
И дядя мой, вытаскивает небольшого
Окуня, братишка – карпа.
Так и сидели мы, на речушке,
Тихой такой…. От всех ограниченной,
Будто бы самим пространством
И временем.
Немного поймали, мы в тот день.
Все кошке, коту, домашнему скормили…
Но, а оставшееся лето, я все-таки
Неплохо провел…
Воспоминания это были мои.
А возможно, просто день на яву…
Сон, но во сне.
И неплохо проведенное время
Души моей дубляжа.
ХХХ
О бабе я вспомнил, о суке одной,
Той самой, наверное, которая в грязь
Меня уронила.
Я подумал, – хрен с ней, ничего...
Мало что ли женщин
На этой планете?..
Странно и просто, –
Почему она меня бросила,
Почему вот так вот резко
Меня забыла?
Кто я ей был? Наверное, никто…
Просто забуду, просто забуду…
Самая верная женщина мужчины,
Ну, и мальчишки иногда,
Это мать его, она не бросит никогда.
Не сочтет и обузой, и поймет тебя,
И с тобой при нужде поболтает.
Бывает, ты злишься на нее,
Бессмысленно, без повода,
А она прощает,
И ничего не просит взамен.
Мелкая помощь, не считается.
Кто знает, что “долг” слово значит,
Тот к таким вещам не корыстен
И вовсе.
Такие функции интересно, от природы ли
Заведены? Прощение, постоянное примирение,
Смирение, горя и обиды наблюдение…
Ран и болячек мелких,
Порою душевных исцеление?..
Хорошие матери, детей своих не бьют,
Но и не ласкают, не потакают, чрезмерно.
Строгость, дисциплина во всем
Должна была быть.
В том числе, и в родительских отношениях.
ХХХ
Не спи дружище ты один,
*** не согреешь в одиночестве.
Ведь так бывает, у стены,
То холодно, то начинаются
У нее месячные будто.
И дует, так дует, будто
*** откуда не возьмись,
Призрак дует со спиною,
Неприятною такою,
Холодною рукою, будто бы
Кнутом, что из своих мудя
Выдернул, да сплел.
Я тут мерзну по ночам,
Сам не знаю, в чем причина…
То ли от того, что мне баба суждена,
И одна где-то она мерзнет,
Так и не изведав, райского плода, что
Для нее, покрыт влосатыми водами
Муд мужика моего, что сокрыт где-то
Глубоко внутри под печатью седьмой.
Мне холодно, не знаю,
Почему и почем ли так.
Одно грустно, грустно как ****а, –
Меня никто не согреет,
Да и не такая большая,
С тех пор, эта уж,
Нужда, в согреве тела своего,
Другим человеческим телом.
ХХХ
Я прост, потому что ничего не значу.
Не для себя, и не для кого.
Возможно, это даже к лучшему…
ХХХ
Ничего не желаю,
Ничто не нужно.
Тишина в голове и груди,
Долг зовет, ручки, пера, им службы.
ХХХ
Красота мир не спасает.
Она его губит.
Естественная исчезает…
Настоящей скоро не будет.
ХХХ
Каким бы ни было время,
и чем покрыто не было небо,
Всегда найдется гениальный человек;
Поистине уникальный ученик.
Не каждый учитель разглядит,
Не каждый простой ученик,
В себе, то присутствие заметит.
Не бывает обездоленных талантами,
Есть просто люди, не верующие в себя.
Наделенные слабым духом, душой,
Ленью гораздо большей…
Но все это возможно исправить,
Кропотливо работая и трудясь
Над собой.
ХХХ
Бывает, случается быть дураком,
Бывает излишне томный и скучный я...
Возможно все, но не в этом суть.
И кто интересно, в этой жизни
Удосужится понять меня?
ХХХ
Если б говорил я,
Одну только правду…
Был бы, будь,
Был бы абсолютно
Одинок…
ХХХ
декабристам(Тетради)
Когда-нибудь я прострелю
это чертово небо,
Пальцем, с руки...
И на все наплевать будет теперь,
Моментально!
Революция то ли,
То ли перемены в сердце грядут...
я не печалюсь,
не плачу,
потому что просто не могу.
Надоело это бездействие.
Где народ требующий свободу?
Декабристам старым,
Посвящается эта дорога...
Эта дорога, их путь в стихи.
ХХХ
Ветер качает
Усталые ветви деревьев.
На улице вечер,
А кажется, что ночь.
Звезды поглотило
Темное небо.
А я сижу дома,
Смотрю из окна…
И описываю это
В виде стиха.
ХХХ
(из переписки с Ильнуром Гилязовым)
А есть ли смысл слов тех, что бы ей что-то написать?
Думаю, нет их, и лучше б было промолчать.
На друга надейся, за собой магарыч сюрпризов имей,
Тузы не показывай – узел затянется, а то, раньше срока на шее твоей.
ХХХ
(предисловие к невоплощенному в жизнь сборнику стихов
под названием Слова)(было жалко оставлять...)
Рустам Ябин. Стихотворения
Первый сборник стихов
Слова –
Текущие размышления
Мои стихи, скорее жалобы, чем
Искренние откровения
Сердца моего…
Предисловие автора
Честно признаться, в детстве, когда я был еще юн и очень мал, я и не предполагал вовсе, что мне когда-нибудь вздумается написать книгу.
Пусть и небольшую книжку; сборник простых для меня, но чем-то лирических, а порою и иронических стихов. Признаюсь, и тут еще раз повторю, – честно! – я очень долго думал и размышлял. А потом, еще позже некоторое время спустя, когда я заду- мался над такими вещами как совесть, чувства…гораздо глубже, отчетливо понял, что много грязи в этой жизни успел натворить. И в этой книге, помимо обычной и незамысловатой лирики, пустых слов, есть еще и слова сожаления.… Очень громкой печали и тоски.
Очень громкой печали и тоски! Я бы хотел извиниться, перед всеми, кого в этой жизни обидел. Кого-то словами, довольно неприятными и неблагими…
Кого-то, весьма дурными поступками. В свое оправдание, хоть оно и не особенно думаю нужно, хотел бы сказать: “я просто не думал о том, что чувствовали вы. Люди, до которых мне до поры, до времени, не было дела.
Сильно, очень сильно хотелось бы извиниться перед теми, кому я был непотребен, противен, вызывал гнев и злобу“. Когда я начинал только размышлять про себя, не только как небольшой поэт, но и как философ, я невольно, вспоминал старые события. И они, иногда мне помогали черпать из самого себя (для себя же!), новые знания.
Когда же наконец дошло до того, что я начал понимать, что такое хорошо, а что такое плохо, я очень сильно, гневно, и с большим количеством ненависти к самому себе, начал себя презирать…. За поступки совершенные в прошлом.
Получилось так уж, что сумели открыться глаза, и понял я, из того совершенного уже прошлого, что человеком был, не самым хорошим. Да и сейчас, даже после долгих и кропотливых размышлений, я ясно осознаю, что где-то, в глубине своей души, я еще остался грешником…. И видимо, мне предстоит еще со многими в этом мире переговорить…. Вести беседы…. И тому подобные дела. Перед всеми извиниться, можно было бы…. Но к сожалению, не всех способен сейчас я найти….
В этих всех предложениях, очень много этого небольшого слова, со значением “я”. Не подумай, читатель, что ставлю себя, выше всех остальных.
А просто уточняю, что именно я, тот дурак, который немногое для себя из того поведения извлек. Что ж еще сказать?
Скверно вел себя я и в школе, не всегда конечно…. Но особенно скверно в девятом классе. Не слушался учителей, постоянно и много смеялся…. А после, через пару лет, мне настойчивым, очень настойчивым намеком, дали повод подумать…. Наверное впрочем, сами небеса. Или, как говорят русские люди: “Отец Небесный”. Сам я, по происхождению татарин. Но с детства любил чтение литературы русской. А вот сейчас, в данный момент, в августе 2013 года, я пишу “свою собственную литературу“. И не сказать, что только для себя самого.
Эти стихи, порою жалобы тоскливой собаки, порою иногда, кладезь (лично я так считаю, и память для чувств испытанных когда-то мной) печальной и хмурой, черной человеческой души. В них много, очень много (в некоторых из них особенно) тоски, печали и внутреннего горя. Однако заранее скажу, все это имело, весьма ценную конечную цель – чистое, ничем не замутненное сознание. Теперь, по большей части своего времени, я весел. Не сильно печален.
Часто улыбаюсь, хоть и так же немного говорю. Точнее сказать, немногословен. Если бы каждый человек рождался, сразу, от рождения, с подобной гаммой чувств как у меня, он бы, наверное, пожалуй, сошел бы с ума или повесился. Лично меня постоянно терзали подобные мысли.
Пустота души всегда терзала измученное чем-то неведомым, тело, сердце, разум. Возможно, сказывалось отношение ко мне людей, постоянные и небольшие тренировки у себя дома…. Но все это, мелочи. Никто наверное и не подумает, что что-то такое, может вызвать что-то-то эдакое.
И вправду, я вам, как своим первым читателям, признаюсь. Талант философа (хоть и небольшого, но скромного), зародился у меня сам собой, когда я просто по привычке, по своему обыкновению, наблюдал за людьми…. Так и появлялись заметки небольшой (опять-таки!), но полезной мудрости.
Нельзя же конечно сказать, что я прям отличный, прирожденный философ. Этот талант, я развивал у себя сам. В отличие, от такого же небольшого, но скромного таланта поэта. Порой не очень чувственного, а скорее наоборот, строгого, мужского, грубого, философского.
Так о чем я хотел сказать?.. Хотел я сказать, упомянуть то есть о том, что талант мне подарила одна девушка…. Встречу, с которой, возможно и скорее всего как подарок, для меня предопределила сама судьба.
Это была необыкновенная девушка. Невероятной симпатичности и красоты. Таких как она, я больше никогда и не видел после этого. Такая как она, встречается одна на миллион…. Если не на миллиард.
Внешность у нее, была просто незабываемой, специфической. У нее были ярко, но слишком, красные волосы, которые очень красиво развивались на ветру….
Тем более, той осенью 2012 года, числа наверно 30-31 сентября. А произошла эта встреча, если правильно помню, примерно от полвторого до полтретьего часа дня. В 14:20, если все верно, она уехала на автобусе то ли в Альметьевск, то ли куда-то еще. Помню, что автобусом на котором она уехала, был ПАЗ (каких в Нижнекамском ПАТП и вокзале, было множество).
Тогда я ездил в Нижнекамск по делам. А когда пришел на вокзал, на котором, кстати, точнее, в местах где стояли скамейки, что рядом с платформой посадки на рейс (на автобус то есть), то там, как раз сидящую одну и с небольшой сумкой, я увидел ее. Затем, я присел на другую свободную скамейку, где я сидел один, совсем недалеко от нее, около метра, полуметра расстояние от меня до нее было, ну и, залюбовался так сказать, посмотрел на нее.
До сих пор помню ее серые глаза. Такими красивыми они были. Возможно, когда- нибудь, если я научусь правильно и художественно красиво выражать свои мысли кис- тью на холсте, я ее обязательно нарисую. Как Леонардо Да Винчи, Мона Лизу, которая бесспорно, по моему мнению его вдохновляла.
Позже, я посмотрел на нее еще раз, и в следующий раз, как раз вот в этот самый, я уловил небольшую улыбку на ее лице, губах, ямочки на щеках.
Когда-нибудь, я хотел бы ее найти; поблагодарить ее, за тот дар вдохновения, который она мне подарила. И талант, который в прямом смысле этого слова спас меня от Смерти этой (тогда в то время для меня) паршивой Жизни.
Позже я осознал для себя, кем она, и от кого посланницей мне была. И именно поэтому, самые первые стихи, которые я написал он ней, были для меня самыми великими, благородными, спасительными…. Так, я отчасти отдаю ей свою дань уважения, и говорю: “спасибо тебе, юная дева. Ты подарила мне без сомнения, самый великий в мире, сердца… талант”.
И хоть сейчас я по-прежнему одинок, когда мои глаза пытается захватить в свои объятья лютая печаль, страх и души смог, я вспоминаю ее лицо, глаза, улыбку, и красные волосы…. Очень красиво, как тогда, развевающиеся на ветру.
С тех самых пор, я полюбил осень, именно эту пору, еще сильней…. Потому что именно она, мне, о той сильной самой, в моей жизни романтике напоминает….
На этом, пожалуй, прелюдию к первому сборнику своих стихов закончу.
И, несмотря на то, что о многих девушках я после этого думал, что-то обещал [им в стихах], бесконечно нескончаемое и лживое, я только ее наверно, по-настоящему, как своего ангела-хранителя любил. И почитал.
Она всегда со мной теперь, как никому в неведомом и невидимом образе. Который только я один, без пыли, без мрака, без помутнений вижу, и, пожалуй, единственно верно разгляжу при встрече и созерцании ее силуэта в воздухе.
Оригинал ее, девушку саму, я позже так и не нашел. Но образ ее, для себя, как что-то время от времени приятное дарящее, я запомнил. А познакомится с ней тогда, я просто банальным образом побоялся. Хоть и было у меня на это, практически час свободного времени и места, где никто бы беседам не помешал.
Она та, которая силы мне дает.
Она та, в ком я вижу чистое
И безмятежное созерцание Неба.
Она, раз в жизни
без особого труда
Подарила мне талант….
Она единственная,
кого за свою жизнь,
Я так сильно полюбил.
И пусть сейчас она,
Рядом со мной
Лишь вымышленный признак.
Я верю, когда-нибудь,
Она настоящая встретиться,
Придет ко мне…
Ей я, очень многим обязан.
В том числе, и в море
Вдохновения, чистый полет…