- Слышали? В интернете один американский долбоклюй ляпнул, что у нас йога запрещена...
-Ну... Американцы много чего о нас говорят. Иногда даже справедливо.
-Да — н-е-е... Они просто обиженные, что мы, вроде как, выскальзываем из влияния. Это же очень несправедливо: столько металла, угля, территории — и все не им принадлежит. А как же ихний статус? Великая, ведь, держава! А тут — какая-то Россия.
Разговор шел во дворике частного дома в поселке Пьяный Порог. Над щелястым серым столиком, серым от времени и гладким от его скобления по праздникам — со светлыми разводами от этого скобления — свешивалась сирень, и ее запах смешивался с духом разливного пива. Одна большая канистра, уже ополовиненная, стояла на столике, и перед беседующими буровиками, а на столе под светом подслеповатой лампочки перламутром поблескивала шелуха вяленой рыбы. Поодаль от пивных лужиц на тарелке смутно светился нарезанный сыр «Витязь» и чернела тут же буханка черного бородинского с обломанным краем.
Мужики расслаблялись — шел первый день вахтовой выходной семерки. Закутавшись в простыни и полотенца от вездесущих комаров, они пили уже третью кружку жигулей — из разномастной посуды.
-А я так скажу, - Семеныч отер от пива замоченный правый ус, побитый проседью, - Кому и хотелось бы йогу запретить, а мне она судьбу поменяла.
-Ха! Какой же ты йог - с таким-то пузом! - Вовка-Черепок шлепнул себя по лысине, прибив особо наглого комара, - может, ты и на голове стоял? И узлом завязывался?
-Не, во-первых, я тогда был, хоть и невысок, но прогонист, во-вторых — холостой и неженатый. А жил я в Тебе. В тот год в поселок из Междуреченска фильму привезли, «Индийские йоги — кто они?». Вся дерёвня в клубе побывала. Как раз суббота была — весь поселок берестяной растопкой пропах, бани топили.
Вот иду я после фильма домой — в общагу свою. Прохожу мимо валькиного дома (а у них баня стояла прямо возле дорожной канавы. Стена прямо на улице и к ней забор подходит.) Валька тогда уже вдовая была, сама хозяйствовала. Мужа на деляне кедра прибила.
Прохожу это я мимо бани — дверь в предбанник настеж открыта. А калитка прямо возле банного входа. Прохожу и слышу: то ли собаку кто-то мучит, то ли еще чего... Скулит кто-то, прямо аж мурашки по коже побежали.
Захожу, а у самого — душа в пятки. Все же поздний вечер, темнота, только из банных дверей свет виднеется. Лампочка маленькая, свечей на пятнадцать — а зачем в бане большой свет, не читать ведь!
- Ты к делу давай, про лампочки и потом можно поговорить.
Семеныч не спеша отхлебнул из запотевшей кружки и опять вытер усы, сплюнув на палец комара:
-Во! Пиво-то у нас сразу с закусью... Не спеши, Вова, будет и про йогу. Захожу я, душа в пятках трепещется, думаю: что за зверь такой в баню, как в западню попал?! А в парилку двери тоже настежь открыты. Тут я и обомлел: диво непонятное на полке угнездилось. Пятки розовые наверху, из-под пяток волоса рыжие до самого сиденья. Я хоть и не суеверный, а в голове — бардак. Только одна мысля так и бьется: «Правду бабка Елена говаривала — есть они, банники, и домовые есть... И стонут они — к покойнику!»
-Ну ты загнул! Только мимо дела! Про йогу-то — когда...
-Погоди, охолонь трохи! Это я как раз про йогу и говорю: так вот — наверху ноги, ниже волоса рыжие, аж с полка свешиваются, и обочь волос — щеки. Розовые, гладкие, большие и все в веснушках! А рот — представьте — рот поперек, вертикально!
Я мало в кадушку с водой у входа не сел! Спрашиваю дрожащим голосом: чего тебе, Чудо-Юдо, надо?!
А оно мне и отвечает: Иван! Развяжи! Меня, как током дернуло. Валька! Сидит на полке в такой невообразимой позе.
Оказывается, посмотрела днем Валентина этот самый фильм и решила... это... попробовать: что же, мол, я не смогу так сесть, как эти йоги сидят? Распарилась как следует в баньке, да ноги на шею и забросила. Да! Еще когда распарилась — жарко ей стало двери распахнула. Сидит она в этой позе, удобно, оказывается... Дреманула слегка... А от дверей холодком-то поддувает! Вот и закрепилась. Лыжи кто-нибудь гнул? Тогда знаете: под паром дощечку, как хочешь согнешь, а холодное дерево назад не сдает!
Ну, тут я и пошел... скорую помощь оказывать. Со стонами, больно же — разогнул я Вальку.
-Ну... потом, наверно, опять согнул?
В это время сзади раздался голос: «Ну и... Похабник ты, Семеныч!»
Семеныч обмер и втянул голову в плечи. Позади стояла Валентина, скрестив веснущчатые руки на крепкой груди. Из-под локтя выглядывала скалка.
За столом настала тишина. Только комары зудели над обмершими буровиками.
-Так я и говорю: с тех пор и живем. - нашелся, наконец Семеныч, - так мне йога судьбу и поправила...