Мне бы скрыться за горным кряжем
туда, где сосны, небо и тоньше пряжи
белые облака — но пока
моя фортуна не вяжет лыка,
ни бельмеса не смыслит — ее улыбка
напоминает усмешку вокзальной шлюхи, —
хоть не откажешь ей в музыкальном слухе,
она фальшивит, практически, в каждой ноте,
видимо, с перепоя — в ее блевоте
я задыхаюсь: от тошноты
не спасают — ни нашатырь,
ни "Шма Исраэль", ни Псалтырь —
словно снова бегу сквозь тёмный пустырь
под покровом беззвёздной холодной ночи,
а в ушах всё звенит и звенит sotto voce:
"Что ж, мели, Емеля, — твоя неделя,
но не будет, не будет тебе тоннеля,
ни святого лика, ни райских кущей —
ты стоишь у бездны на горной круче,
размечтался, болезный, о доле лучшей
жизнь закончишь в навозной куче —
бо исполнен зависти и гордыни,
прозябать тебе, милый, зане в пустыне,
о своём спасенье не думай даже —
от судьбы не укрыться за горным кряжем,
там, где сосны, небо и тоньше пряжи
белые облака —
и скажи спасибо, что жив — пока"...