Волки сегодня меня окружили
в сером лесу, и сказали-решили,
словно меня они разоружили:
«Слышали мы, что клеймишь ты смутьянски
тех, кто живёт на земле по-мещански
и под обычным общественным стрессом
заняты только своим интересом;
тех, кому главное в жизни карьера,
статус наигранный миллионера,
ты называешь плодом лицемера.
Может быть, это нормально и верно,
мы же считаем, что портишь ты скверно
нервы свои, да и вывод не прочен,
так как ты сам бесконечно порочен.
Взять, для примера, твоё стихоплётство.
С чем у него кардинальное сходство?
С явным расчётом добиться величья
у сочиняющих до неприличья
схожие опусы в родственном стиле.
Толку-то с вас, если все вы в могиле:
те, кто живут, да и те, кто отжили».
Тихо поставив корзину с грибами
возле себя, осторожно губами
зашевелил я, пытаясь с оглядкой
на хладнокровие с робостью шаткой
сделать попытку какой-нибудь речью
жизнь сохранить мне свою человечью.
«Ваши слова лаконичны и гладки,
только вот вы не учли одного:
без колебанья вскрывать недостатки
я начинаю с себя самого».
Так произнёс я, скользнув безразлично
взглядом своим и улыбкой публичной
по напряжённым личинам, отлично
знающим толк своему аппетиту.
И, ненароком почуяв защиту,
в волчьих глазищах, пылавших надменно,
злая ухмылка исчезла мгновенно…
Всё же устал я. Обдумав короткий
из лесу путь, и варьируя нотки
страха, я сделал движенье к тропинке,
чтобы направить себя без заминки
в сторону дома как в сторону жизни,
зная, что правда неправды капризней.
Волки раздвинулись, сдвинув несходство.
Что-то в них есть ещё от благородства.