В сухарнице, как мышь, копается анапест…
(«Пиры»)
***
…И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.
Б. Пастернак
1. Сухарница
Бесправен звук во власти расстояний:
чем дальше даль, тем гуще полумгла.
А может, и не надо оснований
для тайны фраз, где музыка была:
как зимний лес – безлюден и разлапист, –
темнело за словами торжество,
когда под копошащийся анапест
слетало сердце н; руку его.
На этот пир идут как будто в гости.
И всё равно, что там никто не ждёт,
и только слово – в руку – острой остью –
тому, кто эти ноты соберёт.
Куда-то вдаль давно умчались дрожки,
а память у разлуки не в чести,
и вытряхнуты скатерти-дорожки –
до крошки, до последнего «прости».
Но тем ясней казалось, чем туманней,
и суть была огромна и кругла,
когда туда, на грань непониманий,
стекала речь. А музыка – была.
2. Январский анапест
Остывают вечерние думы,
равнодушен к ответу вопрос –
соплеменника блоковских гуннов
январи пробуждают от грёз.
И качнётся бездонная чаша
переполненных снегом небес,
заметая прошедшее наше
и за далью угаданный лес…
Полагаясь на время и случай,
говори, тишина, говори,
отголосками белых созвучий
оглушая меня до зари.
Обретение слов, об-реченье,
и как будто свивается нить,
но в сухарнице сохнет печенье,
и анапест в неё не вместить.
И теряются строк вереницы,
чтоб наутро уйти налегке,
искупая пустую страницу
старой сказкой о спящем сурке.