Я СМОТРЮ НА ТЕНЬ СВОЕЙ СУДЬБЫ
ПОДБОРКА СТИХОВ 67
. . .
Я смотрю
на тень своей судьбы
вот она
легко прошла
по полу
вот взлетела
птицей на окно
за звезду
тихонько зацепилась
и качаться
стала
вместе с ней
над моей
простой
счастливой жизнью.
. . .
И утро
приходит так странно
как будто
отброшена штора
и кто-то
в окно заглянул
и звезд уже нет
и улыбка луны
вдруг исчезла
и белый халат тишины
у твоей головы
и она тебя гладит
руками
счастливого света
в котором
морщины души
не видны.
. . .
И взлетел
белой шторой
туман
в это небо
где солнце
давно притаилось
словно зверь
перед смелым прыжком
на холодную
грустную землю
где зеленые травы
живут
и деревья высокие
машут
своей головой
одинокому ветру.
. . .
Шевеля полными чувственными губами
приходит счастливое время отдыха
мимоходом бросая под ноги памяти
портрет изнурительного труда
с большими градинами пота
в окружении тягостных вздохов
на морщинистом старом лице.
. . .
И у кого
длиннее руки
тот и прав
и у кого
быстрее ноги
тот и скрылся
и если слышишь свист
всегда беги
и если слышишь лай
не надо падать
а когда рядом
просто топот ног
молчи
и делай вид
что ничего не слышишь.
. . .
Как много
обиженных лиц
и как мало
счастливых
и злые слова
вороньем
в этом небе пустом
все кружатся
и когда
кто-нибудь
нарисует нам солнце
на белом листе
мы придем к нему
греться
как будто оно
в самом деле
сияет.
. . .
Так приятно
топтать поутру
зеленое поле
где колышутся
нежные травы
и так трепетно
в старом
дремучем лесу
среди елей мохнатых
шагать
вечерами
и так хорошо
темной ночью
по волчьи
завыть на луну
только это
не каждый умеет
в нашем
давно заколдованном мире
где в прудах
все растут и растут
пребольшие
живые цветы.
. . .
Я не желаю встретиться
с твоим величием
на узкой горной тропинке
из чего неизбежно вытекает
мой громкий крик
короткое падение
на далекие камни
и естественно переломанные ноги
я хотел бы видеть тебя
на сияющей вершине
самоуверенным и гордым
грозящим тяжелым кулаком
тщедушному мирозданию
и дожидающимся
эффектного щелчка молнии
в высокий натруженный лоб.
. . .
Полагается плакать
летая по комнате
как мотылек
только надо при этом
слезами
никак не мочить
свои крылья
не касаться
и лампы горячей
а просто следить
чтобы тень
за тобою кружилась
по стенам
большая
и все будет
тогда хорошо
в твоей светлой душе
у нее ведь свои
незаметные крылья
она тоже летает
когда ты спокоен
и спишь
и прозрачная тень ее
часто касается
синего неба.
. . .
Ночь
равняется дню
по количеству черных углов
и их можно считать
и на счетах
как делают
малые дети
и у ночи
на шее
висит золотая луна
в волосах
много звезд
и их рвут
облака
если вдруг приплывают
и я знаю
что все хорошо
в этом мире большом
если черное платье
надеть
и сказать
что я ночь
я пришла
чтобы вновь
до рассвета
с тобой целоваться.
. . .
Мир лишился лица
я лишился себя
тебя и придумывать даже не стал
потому что мне негде хранить твои письма
да и нечем на них отвечать
нет конца без начала
но есть пустота
голых стен окружающих двор
на который бросают окурки
я вышел из возраста боли
вдыхаю осколки
выдыхаю - с лова
и вяжу их веревкой рассудка
чтобы кто-нибудь в мутных очках
их неспешно потом разглядел.
. . .
. . .
Помчимся мы в ландо
в клубах весенней пыли
на новенький вокзал
где вдоль вагонов
дым
пыхтенье паровозов
крики
дамы
с зонтами в длинных платьях
и с прислугой
похожей почему-то на собак
держащих тросточки
в зубах
чтобы не лаять
на белый свет
по всяких пустякам.
. . .
Я признаю теперь
одну весну
от мая
и до мая
круглый год
в ней птицы будут петь
неутомимо
и девушки кружиться
молодые
среди цветов
в заброшенном саду
где остается
только лишь любовь
такая нежная
счастливая простая
как юная девчонка
на заре
когда ее ждут снова
поцелуи.
. . .
Изгибы тончайших образов
похожих на паутинки
а рядом -
огромное количество острых локтей
толпы глаз
заменяющие всевидящее око
лес рук
вырубаемый только окриком
и на всех манускриптах
отпечатки огромных указательных пальцев
сначала обмакиваемых в слюну
потом прилипающих к дрожащему листу
а уже после
угрожающе поднимаемых вверх.
. . .
Подлинный контур фигуры
обрисовывает ее тень
она неизбежна
как отражение неба в воде
лица - зеркале
отца - в детях
и человека - в государстве
поэтому
я и не бью зеркала
хотя и отчетливо знаю
как больно
увидеть свой собственный плач
словно в зеркале
в списке заученных чувств
который становится длинен
с годами.
. . .
Эта полночь
как крест за окном
все стоит
растопырив
тяжелые лапы
и ее не прогнать
и нельзя утопить
в желтом свете
настольной
придуманной лампы
с ней приходится
даже дружить
так как дружат
с чужим человеком
если он
незаметно пришел
и остался стоять
как непрошенный гость
в твоей
темной прихожей.
.
. . .
Рассыпься как песок
и ты им станешь
сожмись в кулак
и ты ударишь им в подушку
уткнись в нее
и ты обязан плакать
а наволочку сменишь чтобы спать
спокойно -
так и спи
не ощущая
влаги горя горя горя на щеке
с закрытыми глазами даже проще
с закрытым ртом конечно хорошо
гном самолюбия заходит реже
и не мучит
привычная реальность
что так любит
простые небольшие существа
ползущие по веткам мирозданья
обычно вниз
как капельки воды.
. . .
Душа как девочка
стоит одна
ночами на ветру
ей холодно
и очень одиноко
но ничего она
не говорит
на звезды смотрит
яркие большие
и провожает
в облака луну
такую светлую
как сказочная фея
сказавшая
ей правду о судьбе
о том что будет
даже и ненастье
но все пройдет
растает белым утром
и у тебя останется
лишь счастье
как бабочка простая
на ладони
которая не хочет
улетать.
. . .
Жизнь может стать
счастливой
в один миг
как будто солнца луч
скользнет по стенам
и тени спустятся
безмолвно
из окна
в твою кровать
и станут обниматься
с твоей душой
как девушки нагие
которым снова
хочется любви
и ты почувствуешь
как счастье покатилось
огромным снежным комом
прямо с неба
и плюхнулось
в то озеро любви
где снова расцветают
поцелуи
как нежные
весенние цветы.
. . .
Зима нас гладит
снова
как девчонка
как будто мы
ей куклы
и она
нас всех ласкает
темными ночами
и белым днем
кладет
в холодный снег
и говорит
ты спишь
тебе не больно
не холодно
а очень хорошо
и ты становишься
большой
красивой льдиной
которая растает в марте
превратясь
в прозрачные
и радостные слезы.
У РАЗВИЛКИ ТРЕХ ДОРОГ ПОЭТА
Прямо пойдешь
Чернеют решеток струны
в граните мертва река
под ложечкой финской лагуны
забыта моя тоска.
дождь расплескал без смысла
радость беду и смех
и фонарем повисла
чья-то душа… для всех.
Налево пойдешь
Чернеют струны тонких как пальцы решеток
угрюмая река накинула на себя тяжелую свинцовую шкуру
обрамленную торжественной гранитной вышивкой
река кажется мертвой
она - как слепая кишка финской лагуны
в которую стонущий ветер загнал свою тоску
скучный дождь расплескивает по асфальту
однообразные серые чувства
и чья-то возгордившаяся душа
качается на высоком столбе
печальным фонарем.
Направо пойдешь
Струны решеток чернеют росчерками детского пера
мертвая река торжественно проплывает мимо
в гранитном гробу
тоска пустым кошельком брошена на листое дно
финской лагуны
дождь равнодушно расплескивает человеческие чувства
как воду
и чья-то бессмертная душа повисла над этим
призрачным миром погасшим фонарем.
Надпись на камне: КУДА НИ ПОЙДЕШЬ
НИЧЕГО НЕ НАЙДЕШЬ
. . .
Все уходит когда-то
и вы остаетесь в раздумье заката
передвигать шахматные фигуры своего сознания
и снисходительно улыбаться
не позволяя картонному внешнему миру
перейти границу души
обозначенную болью.
. . .
Статуэтка игривого счастья
выворачивающаяся из потных рук покупателя
или же хохот нахальства
обращенный
в наморщенный лоб трудолюбия
оставленного за решеткой разума
в загоне для скромных
где нет ни единого камня
который бы не был привязан
к своему адресату навечно
как раскидай.
. . .
Затихающий шорох
и черная
долгая ночь
свет от лампы
как круглая
желтая крыша
и кривляются тени
по темным углам
и так хочется
выбросить просто
слова за окно
и раздвинуть
так жадно
как шторы
горячими злыми руками
тишину
и услышать
томительный вздох.
. . .
И ты будешь добрее
чудесной луны
и красивее юной
раздевшейся ночи
и я буду
тебя целовать
и касаться так робко
руками
будто ты есть
волшебное
нежное пламя
и свечой загорюсь
от тебя
и тогда
только призраки чудные
словно огромные
белые птицы
с большущими крыльями
будут кружится
над нами
помогая
в безумной любви.
. . .
Я ощущаю влажными ладонями
таинственную скоропись пространства
у пропасти забвения
куда
летят мои беспомощные чувства
на вкривь и вкось исписанных листах.
. . .
Ночь напоминает черный зонтик
складывающий свое оперение
с приходом красноречивого рассвета
а в знойный полдень
когда тени сбрасывают свои длинные плащи
и деревья услужливо кланяются ветру
жизнь представляется жеманной девицей
густо накрашенной
и чрезмерно возбужденной
впоследствии -
когда часовая стрелка медленно подползает к закату -
волны моря приносят лирический шепот
складывая его на прибрежный песок в форме пены
и тогда снова раскрывается зонтик ночи
напоминающий в ясную погоду колпак звездочета
огромный и пленительно мрачный.
. . .
В твоей вазе
не вянут цветы
потому что они
из бумаги
в синем небе
плывут облака
ни души не имея
ни крыльев
и на тихой
и грустной земле
растут просто
зеленые травы
и по прежнему
млеют от счастья
что им можно
по своему жить
ничего совершенно
не знать
никого не любить
не страдать
никогда ни о чем
не жалеть
и не думать.
. . .
Дни толкают друг друга
как дети
и над ними
подвешено солнце
оно просто
не знает что делать
и куда ему
нынче светить
то ли в яркие
синие лужи
то ли в бурные
быстрые реки
а быть может
на серый асфальт
где бегут
и бегут пешеходы
как жуки
пролетают машины
можно мчатся
налево направо
можно просто
стоять и молчать
и смотреть
как проносится мимо
эта жизнь
где как школьники
после уроков
дни и ночи
гуляют по саду
и им хочется
прыгать смеяться
и девчонок красивых
любить..
.
Поэт и ночь
Летняя ночь - складной зонтик
предохраняющий нас
от горячего солнца истины.
Поэт узнал это совсем недавно
когда написал такое стихотворение:
«Ночь напоминает черный зонтик
складывающий свое оперение
к ногам рассвета
и забываемый в полдень
когда жизнь становится голой девицей
бегущей по траве вслед за ветром
и не оставляющей за собой никаких следов
кроме румянца стыда.»
Зимняя ночь - колпак звездочета
примерзший к вечности.
Поэт узнал это уже давно
когда написал такое стихотворение:
«Снег падает на землю
хлопьями тишины
из которых холод шьет одеяло
для умерших душ
чтобы они не замерзли в вечности.»
Аминь.
. . .
Устаешь
от улыбок
сползающих с лиц
так несчастно
как будто их били
от вздохов
похожих на лужи
на мокром асфальте
и даже
устаешь от себя самого
вопросительным знаком стоящего молча
на пустыре
где валяются клочья судьбы.
. . .
Любят прыгать
лягушата кузнечики блохи
и дети
а сидеть любят
бабушки старые
или улитки
а летать
любят летчики
птицы летучие мыши
и все любят
по своему жить
божий мир им
как зонтик
он всех защищает
от воздействия
темного Космоса
в черном
где снуют
только злые кометы
с большими хвостами
очень холодно
и к сожалению
и нечем дышать.
. . .
Никто не входит
ночью в твою дверь
лишь тишина
стоит у изголовья
и свет души
становится мудрей
как будто он
теперь так много знает
как будто жизнь
течет по проводам
сквозь эту ночь
в иное измеренье
где слышен
шелест крыльев
дивных белых птиц
летящих в поднебесье
которых ты
не видел никогда.
. . .
Твои стихи
как клавиши рояля
на сказочном концерте светлых слов
легко танцующих
на выдуманной сцене
из призрачных и позабытых грез
которые как радостные розы
растут в давно оставленных краях
где жизнь - чиста
и нежный юный ангел
летит в поющем воздух
всегда.
. . .
И у этой любви
есть живая душа
а поэтому
будут и крылья
на которых
она пролетит над землей
ранним утром
как белая птица
и оставит свой след
в тишине поднебесья
из пушистых
живых облаков.
. . .
Мы когда-нибудь
станем цветами
и вырастем к небу
с тобой
на лесной
потаенной поляне
лепестки у нас
будут в росе
будто бы в поцелуях
и волшебное солнце
нам будет светить
иногда
и дарить хоть немножко
обычного счастья
в своей желтой коробке
по прежнему полной
тех самых
горячих лучей
из которых составлено
счастье
их с тобой мы
любили всегда обнимать
потому что они
просто созданы
старым волшебником
в синем халате
для красивой
и нежной любви.
. . .
Мы остаемся в звуке
в шуме листьев
и в музыке весны
и в блеске неба
голубого
в его счастливых
белых облаках
похожих
на большие поцелуи
расплывшиеся
где-то в небесах
и след души проходит
по поляне жизни
и исчезает вдруг
тропинкой незаметной
в чаще леса
и мы ее
не вспомним никогда.
. . .
Я был сегодня
добрым а не злым
гирлянды звезд
развешивал по небу
с луны снимал
так нежно ее платье
из белых белых
легких облаков
и на всех улицах
поставил фонари
как кляксы желтые
беспечные смешные
как будто я
писал на них слова
заветные
счастливые живые
веселыми чернилами
всю ночь
шептался с богом
и все время думал
когда же будет
утро наконец
и я смогу
приклеить солнце
к небу
чтобы горели вновь
его лучи
их той фольги
серебряной чудесной
которую нам ангелы
на крыльях принесли
в корзинке
полной до краев
весенних поцелуев.
. . .
Милая девочка
может ты ходишь пешком
по счастливому небу
собираешь пыльцу
с облаков
среди ангелов
вечно одна
и о чем-то мечтаешь
а я здесь
на холодной земле
все живу
у меня лишь дожди
и далекое солнце увы
обо мне забывает
будто спит
и не хочет светить
никогда
только ветер
все ходит вокруг
как разбуженный сторож
и стучит колотушкой
пугая ворон
как всегда.
. . .
Мне не хочется
в прятки играть
со своей
обнаженной душой
пусть живет
как умеет
ласкает луну по ночам
обещает
всем маленьким звездам
любовь
облакам посылает
одни поцелуи
и не прячется
в нашем заросшем саду
а купается
в тихом пруду
или спит на поляне
где растут
голубые цветы.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009.
Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах.
После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», «Аргамак», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», « ДЕТИ РА», и др., в изданиях «Антология Евразии»,», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Под часами», «Менестрель», «Черные дыры букв», « АРИНА НН» , в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «Серебряные голуби (К 125-летию М.И. Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.