Татьяне К.
Сидели мы с приятелем вдвоём,
Целебный чай по чаркам разливая
И булькая о чём-то о своём.
А тут и ты подсела, чуть живая.
Хоть смейся от прелестницы, хоть плачь:
Дешёвый свитерок до дыр изжёван,
Замызганный, видавший виды плащ —
И тот, наверняка, с плеча чужого,
Смешные гольфы, как у дошколят,
Мужские допотопные штиблеты,
Опухшее мурло, безумный взгляд…
И жуткий запах, как из туалета.
Определив твой низкий номинал,
Напарник сплюнул: — Слышь, дешёвка, сквызни!
…И я тебя сначала не узнал —
Такою вот, уже из новой жизни.
Гулён запойных нынче — пруд пруди,
Мозолят глаз везде и постоянно.
Но тут внезапно ёкнуло в груди:
Кошмар, ужель та самая Татьяна?!
О боже, до чего же мир жесток,
Не хочешь, а ругнёшься непечатно!..
За что же это так судьбы каток
Прошёлся по тебе столь беспощадно?
А ведь всего-то десять лет назад
Была ты бесподобна, прямо скажем,
И каждый встречный парень был бы рад
Стать рыцарем твоим и верным стражем.
Тебе во всём сопутствовал успех,
Вся жизнь была пучком и в шоколаде.
А кем был я? Да лишь одним из всех —
Отыгранным вальтом в твоём раскладе.
Ухаживанья робкие мои
Тобою с ходу пресекались гневно
С вальяжностью пресыщенной змеи…
Гордячка… недотрога… королевна!..
За что Господь швырнул тебя на дно,
Владелицу счастливого билета,
Мне, видимо, узнать не суждено.
У каждого в шкафу свои скелеты.
Да и не важно нынче, чья вина,
Каков мотив и веская причина
Того, что ты по-чёрному больна.
Тем паче, эта хворость излечима.
Ты можешь, стоит только захотеть,
При стойком алкогольном воздержизме,
Когда тебя отмыть и приодеть,
Вернуться к беспроблемной прежней жизни.
А тех, кто припадал к твоим ногам
И бурно изливал свои восторги,
Повыкосили зоны и Афган,
Болезни и бандитские разборки,
Бесславные чеченские бои
И бедствия кошмарных девяностых —
Почти что все поклонники твои
Покоятся сегодня на погостах.
А мы вот снова рядом, я и ты,
Но между нами — целая эпоха,
И где в свой срок цвели любви цветы
Теперь стоит стена чертополоха.
…Я долго сам с собою рассуждал,
И так несло меня, и так замкнуло,
Что с Таней говоря, не увидал,
Когда же собеседница уснула.
Она пускала носом пузыри,
Уткнувшись в содержимое бокала,
И клокотало у неё внутри,
И лужа из штиблета вытекала.
Хоть местной гопоты был полон зал,
В кофейне сразу поутихло малость,
Когда на сплюху кто-то указал:
— Маринка-то моя опять сломалась!
Маринка?! Так с какого же рожна
Я перед ней так бурно распинался?
И коль совсем не Танечка она,
Выходит, я нелепо обознался.
Меня приятель слёзно утешал…
Но где понять бухому бандерлогу,
Как рад я был, что этак оплошал.
Ошибся. Маху дал. И слава богу!