Нет ничего прекрасней и безнадёжней умирающей красоты. Её обречённость - её позолота: эта ожидающая рокового момента неподвижность, эта пронизанная дребезжащим преддверием крика и звона тишина, эта призывающая едва заметное движение целостность, проживающая свои последние мгновения.
Смертельно раненное сердце окна ждёт неаккуратного прикосновения или толчка, чтобы в алом свете предзакатного солнца разлететься вдребезги. Камень ли, лом или чей-то кулак - что-то превратило эту грязно-прозрачную гладкость, безобразно запятнанную и скучно уродливую, в необыкновенную картину из безупречно сбалансированных в такой ненадёжной, не вызывающей доверия плоскости пространства сверкающих как льдинки на солнце крохотных осколков.
Обманчивая беззащитность этой красоты таит в себе угрозу. Непредсказуемость мгновения последней агонии гонит прочь от шаткого великолепия. Нет, этот шедевр не для трусливых ценителей. Невозможно понять всю прелесть этой застывшей смерти, не подвергнувшись риску быть израненным и исколотым её осколками. Один отчаянный жест - она только и ждёт этого. Единственное движение, единственный смещённый кусочек пазла - и кода будет сыграна. Смел и безумен тот, кто захочет помочь этой красоте; глуп тот, кто, находясь рядом, не видит её - риск его лишён всякого смысла. Не готов быть ценителем тот, кто сбежал и краем глаза наблюдает за происходящим. В театр умирающей красоты не решился он взять билет, как и в поезд, в котором увидел он это готовое умереть и в то же время родиться совершенство.
Подстрекать призывает его любопытство, прятаться просит страх. Ибо подойдя ближе, не сможет он не подстрекнуть самого себя на содействие слепо-мстительной красоте.
Весна 2012 г.