Первоисточник вдохновения:
Баллада о пугале
На галок пугало глядит с улыбкой глупого паяца.
Отваги нет в его груди, но птицы всё-таки боятся...
Все сказки ложь, да в них намёк. Когда-то, в жизни всем доволен,
жил добродушный паренёк, служил шутом владыке поля.
А рядом с полем ельник рос, откуда стаи жадных галок
слетались, стадо диких коз зерна отведать прибегало.
За воровство решив тогда пронять нахального соседа,
спросил совета у шута владыка поля напоследок.
Шуту хотелось мир сберечь: "Пойдем войной – погибнем сами..."
Схватил владыка в гневе меч – упала шапка с бубенцами.
Вскричал: "Где лес сейчас шумит, там будет поле для охоты!
Я буду очень знаменит – возьму и высушу болота,
лосей в телеги запрягу, деревья вырублю под корень
и все ручьи согну в дугу – мне будет царь лесной покорен!"
Оставив мертвого пока валяться на меже раздельной,
владыка все свои войска, вооружив, направил в ельник.
Но царь лесной не лыком шит – он лес родной хранит надёжно:
"Сиди, сосед, на поле ржи! Полям без чучел быть негоже!
Нельзя на нас идти войной. А ну, хватай его, ребята!"
В поддержку булькал водяной: "Кидай в трясину супостата!"
Взывал свирепый лесовик: "Вставай, народ, в защиту трона!"
А нечисть только позови – не сыщешь лучшей обороны:
"Ату, хватай его, держи! Владыке сломим мы гордыню!"
Бежал "герой" за стебли ржи – пути обратно нет отныне.
А там, в траве – убитый шут. Скрываясь в ниве от погони,
владыка бросился к нему. Волосья рвёт и дико стонет:
"Напрасно битва начата... Ты прав был, друг, – погибли сами..."
Снимает с мёртвого шута кафтан и шапку с бубенцами:
"Уж лучше пугалом, но жить, чем властелином, но валяться..."
С тех пор качается во ржи живой болван с лицом паяца.
А терь душевный отклик:
БАЛДАДА
До дыр затасканный сюжет - про сильных мира и паяцев.
Король уже без неглиже, но лохи все-таки боятся...
Что наша жизнь? Сплошная блажь. Когда-то, в бытность стихоплетом,
производил я эпатаж - как птицЪ высокого полета.
Со мною рядом ни души и близко даже не летало,
я будоражил и смешил стада читателей портала.
Балладу я решил тогда состряпать весело и смело,
в упор сразить желая дам, и резво принялся за дело.
Сначала было все ништяк. Завязку выдал – просто супер!
Хватал и в стих пихал шутя лосей и галок, черта в ступе.
Притянут за нос водяной, за куцый хвост притащен леший.
Потом послал я их – войной: все на конях, а леший - пеший.
Лосей в телеги я запряг, слонам доверил переправу,
а сам, как доблестный Варяг, рубил налево и направо.
Горело все, но я был рад дымам и пламени пожарищ.
И черт мне был отнюдь не брат, а волк тамбовский - не товарищ.
Был так нещаден боя зной, что корпус плавился у раций
и даже бравый водяной под вечер начал испаряться.
Стоял повсюду адский гул, земля кренилась жутким креном...
И я все это растянул еще на целых два катрена.
Но сколь веревочку ни вей, а как-то надо закругляться.
И тут пустынный суховей принес нам мертвого паяца.
А что с ним делать – не сказал. Ушел обратно, руки в боки.
Со страху дикая коза упала в обморок глубокий.
А мы стояли, обалдев, средь бела дня по центру ада …
Короче, так для милых дев у нас состряпалась - балдада.
Свинья гусыне не чета, а мерин - сивый, он же - чалый.
Напрасно сказка начата, когда концовка подкачала.