(воспоминания из детства)
Лето в этом году было особенно жаркое, и я с нетерпением ждала, когда поеду в деревню к бабушке, родители вот-вот должны были отвезти меня. А там мои двоюродные сестрички, братик, все семеро, я восьмая - красота, весело, шумно, но и без приключений не обходилось.
Неделя подходила к концу, и вот в один из дней я увидела, как мама начала собирать чемодан:
- Ура! Едем в Мачужичи, - подумалось мне.
Автобус мерно ехал по гравейке, подминая под колеса дорожную пыль. Я смотрела в окно просто потому, что очень любила это делать. За окном мелькали придорожные посадки, потом пошел нормальный, зрелый лес с высоченными соснами и елями, но больше всего меня всегда поражала березовая роща, где совершенно белые с черными точками стволы, казалось, заполняли все свободное пространство, и на фоне голубого неба с ярко светящим солнцем создавали неповторимый пейзаж из моей любимой сказки.
Не прошло и двух часов, как мы оказались в Косино. До деревни было еще километра три-четыре и идти пришлось пешком. Отцу, конечно, доставалось: тащить на себе чемоданы не велика радость, а чем я могла ему помочь, ну, если только болтаться рядом держась за ручку чемодана.
Дорога шла с горы, идти было легко. Я сняла с ног свои сандалики и с удовольствием ощутила нежную мягкость совершенно желтого сухого песка, прекрасно прогретого июньским солнцем. Родители остались далеко сзади, потому что, как угорелая, я неслась впереди метров за сто среди огромного голубо-василькового поля льна, что простиралось по левую и по правую стороны дороги.
Ах, как красиво, - подумалось мне, и прошла дальше в глубь поля. Оно напоминало мне наше Минское водохранилище, куда по выходным иногда я ездила с родителями просто позагорать и отдохнуть от города. За километр до остановки электрички море уже виднелось за высоченной дамбой, оно колыхалось небольшими голубыми волнами точно так, как сейчас перед моими глазами колыхалось это прекрасное льняное поле.
Всю дорогу до бабушкиного дома я рвала цветы. Букет получился огромный, из васильков, белых ромашек и темно-фиолетового люпина. Вот и дом на горе, метров триста впереди, но сначала огромное картофельное поле с ботвой мне почти до пояса. Потом сад, обалденный сад с антоновкой, белым наливом и вишнями, высоченной грушей и несколькими кустами крыжовника.
Вот мы и дома. Во дворе дядя Петя, мамин брат, рубил дрова, бабушка и вся ребятня разом вывалили во двор.
Уррррааа, Ларка приеееехала! Дядя Волооодя! Тетя Гаааля!
Бабушка, посмотри, кто приехал!
Из-за огромного букета меня почти не было видно. Я торжественно вручила его бабушке. Она тут же нашла большущий глиняный кувшин, налила туда воды и поставила на стол, что стоял в углу прямо у стены с такими симпатичными часами-ходиками. Часы эти были в виде котенка, который двигал глазками влево-вправо. Симпатичные такие часики.
Быстренько на стол была собрана разная деревенская снедь: огурчики соленые, капусточка, грибочки, целая гора еще горячих толстенных обалденных блинов со шкворчащей на огромной сковороде яичницей с домашним, в ладонь толщиной, круто приправленным салом с чесночком и тмином, в кольцах домашняя вяленая колбаса и полендвица, да не перечесть всего еще. Бабушка Мария была великая мастерица по засолу свинины и изготовлению колбас. Мужчинам - специально настоенная на травах и дубовой коре и чистейшем деревенском хлебном самогоне, настойка. Были приглашены соседи, и наши родственники, что жили напротив. Праздник продолжался до вечера.
Бабушка наша была из староверов, в доме никто вообще никогда не пил и не матерился, и никто никогда не курил. Но, когда случался праздник, то все веселились от души. Дети давно удалились из-за стола и пошли играть в сад.
- А мы завтра с утра самого собираемся за карасями на карьер, пойдешь с нами? - спросил Петя.
- Ага. А удочку где же мне взять?
- Да я тебе ее сам вырежу. Вон, орешник за огородом. Айда! Все остальное у меня есть.
И действительно, совсем недалеко за огородом, небольшая рощица. Обычную лесную лещину мы нашли очень быстро. Выбрали длиннейшую ветку, перочинным ножиком очистили ее от кожуры. Получилась прекрасная заготовка для удочки. Дома Петя достал свои драгоценные коробочки. Там были леска в катушке, крючечки всякие маленькие и побольше, грузила маленькие такие и кругленькие из свинца. Поплавок - из Машкиного хвоста. Это, значит, гусыня такая была у бабушки. Но хуже всего, что был еще и гусак. Его никак не звали. Он сразу насторожился, когда увидел нас с Петей во дворе. И как только, мы начали ловить Машку, вытянул шею и зашипел, грозно несясь на нас и расправив крылья.
Петька уже было собрался выдрать вожделенное перо, как гусь его настиг и в полете так грызанул его за щиколотку, что кровь ручьем потекла из раны. Дуэль длилась недолго. Я пыталась отогнать разбушевавшегося кавалера, однако не тут то было - он развернулся и погнался за мной. Петька, конечно, перо добыл. А я... Вылетев за ворота, я бежала сломя голову, не разбирая дороги. Разъяренный гусь несся за мной на всех парах, пока какой-то дядечка не швырнул в него лежавшую на земле штакетину.
- Ты чыя, дзяучынка? Адкуль такая к нам звалiлася?
- Я не свалиииилась, - хныкала я, - я в гооости приехала к бабушке Марииии, на леееето.
- Як жа ш табе не сорамна, знайшла каго баяцца! Гусака! Ай -яй-яй!
- А чегоооо ооон...
- Ну, добра, пайшлi завяду цябе дамоу.
Присмиревший гусак послушно плелся за нами всю дорогу аж до самых ворот. Я же даже не заметила, как в этой погоне пробежала почти пол деревни. Дома нас ждали Петька с завязанной ногой и уже почти готовой удочкой. Девчонки хохотали до упаду. Родители уехали на вечернем автобусе домой, так что пожалеть меня было некому.
Бабушка обняла меня, погладила по голове и сказала:
- Ну, не хныч дзеука, трымайся, заутра пойдзем з табою у лес, набярэм сунiц...
- Неа, я на рыбалку с Петькой.
- Вось i добра, малайца... Толькi не хныч больш. У нас плакс такiх ня любяць.
Вечер подходил к концу. Во дворе важно гоготали Машка с гусаком и со всем своим семейством, готовясь к ночлегу в специальной для гусей загородке. Быстро темнело и куст белой сирени, что рос за окном, так красиво выделялся на фоне темно-синего неба. Я лежала в постели и не могла глаз отвести от неожиданно откуда-то взявшейся красоты. Невероятно вкусный, пряный запах сирени сделал свое дело, и я незаметно для себя уснула.
- Ларка, вставай! Ну, че дрыхнешь-то, проспишь же, пора уже, солнце встало. Бабушка возилась у печки, готовя завтрак. На столе нас ждали две огромных кружки парного молока с обалденными пирожками. Наскоро поев, мы задним двором выбрались на выгон. Дух у меня захватило от невероятной красоты: огромный изумрудный луг был весь усыпан желтыми одуванчиками. Беловатый туман прямо зависал над изумрудно-салатовой, пропитанной насквозь росой и медовым запахом, травой. Создавалась иллюзия чего-то плотно-нематериального, чего-то такого, что хотелось раздвинуть руками, как белый пододеяльник, который я помогала одевать маме на одеяло.
Мы с Петькой вошли в это бело-голубое месиво, безжалостно топча выскакивающие по пути желто-пушистенькие чуда. Бабочки вспархивали из под ног и разлетались в разные стороны. Карьер блестел невообразимо голубой водой где-то еще впереди. Быстренько размотав удочки, нарезали червяков, что мне было весьма противно делать первые несколько раз, но когда мы вытащили с Петькой по первой рыбке, счастью нашему не было предела, и дальше пошло все, как по маслу. Я резала червяков, насаживала их на крючок, плевала на них с оттяжкой, как заправский рыбак. Через несколько часов ведерки наши были полны карасиками, плотвой и обалденными окуньками. Закинули по последней. У меня клюнуло, я подсекла очень неумело, но рыбка оказалась на крючке, и я сразу почувствовала, что там приличная рыбина. Это оказался карпик граммов на шестьсот.
- Ураааа! - визжала, я как оглашенная. Но Петька че-то совсем не веселился, а даже обиделся. И не разговаривал со мной всю дорогу до дома. Дорога шла возле подсыхающего болота, великолепный камыш торчал неподалеку, и мне так хотелось его нарвать и принести домой. Вроде как от дороги казалось, что и недалеко он рос, только нужно было еще метров двадцать вперед до него проскакать по кочкам, торчащим взъерошенными пучками из темно-коричневой, чуть усыхающей грязи.
Мы переглянулись и решили, что камыш достанем во что бы то ни стало. Ведерки с рыбой и удочки оставили на дороге. Петька двинулся вперед, перескакивая с одной кочки на другую, а я за ним. Кочки так приятно пружинили, и мы благополучно добрались до камыша. Наломали большие такие охапки и поскакали обратно, но метров через десять уже поняли, что с камышом нам обратно не вернуться, остановились, и кочки под нами медленно стали погружаться в болото, а мы вместе с ними. Камыш пришлось бросить, и по нему же выбираться из неприятно дергающейся и колеблющейся трясины. Каким-то чудом мимо проходящий со стадом пастух вытащил нас, уже почти по пояс погрузившихся в страшную, черную, втягивающую в себя торфяную жижу. Вываленные в черной грязи, как негры, перепуганные насмерть, но с добытой рыбой в ведерках, мы вернулись домой. Черная грязь на коже уже начинала подсыхать.
- Гэта дзе ж вы так вывазiлiся, рыбачкi?! Бабушка вынесла на улицу два ведра колодезной воды и поставила на скамейку.
- Вось, мыйцеся, добра шаруйцеся, бо на усе жыцце такiмi i застанецеся. Ды й варта, вам! Хадзiце, як чэрцi!
Мы с Петькой, как воды в рот набрали. Надо молчать, это мы поняли сразу. Возле двери на косяке висел дяди Петин ремень, который он периодически пускал в ход, когда кто-то из старших что-нибудь из ряда вон выходящее творил, или позволял себе пререкаться со старшими. С этим было строго, в доме царила солдатская дисциплина. Не дай бог кто-нибудь слово скажет бабушке против - его ждала вечерняя разборка по всем правилам. Одного того, что ремень висел на косяке, было вполне достаточно. Наказание было редким, но справедливым.Плакать и жаловаться у нас было не принято даже самым маленьким. Только попробуй - засмеют же. Так что бабушке было достаточно только глянуть, как в доме тут же воцарялась тишина и жаловаться совершенно не хотелось.
Бабушка выложила всю добытую рыбу в большущий таз и стала чистить.
- А гэтага, хто злавiу, - достала она моего карпика.
- Я, - гордо отозвалась я и посмотрела на Петьку.
Петька отвернулся и вышел во двор.
Не помню уже, как случилось, что наш рыжий пес Шарик оказался на кухне. Он спокойно подошел к тазу и схватив моего карпика, тут же дал деру. Никто и оглянуться не успел, как он возле своей конуры доедал рыбку, только хвост из пасти торчал.
- Посмотрите, сейчас опять реветь будет, - радостно кричал и тыкал в меня пальцем Петька.
- А вот и не буду, - огрызнулась я, а Петька из-за спины показал мне свой кулак. Молчи, мол, а то голову откручу.
И не буду, и не буду, - смеялась я. Все вдруг тоже начали смеяться и пошли во двор посмотреть, как Шарик доедает драгоценного карпика. Смотреть уже, конечно, было нечего. На улице начинало смеркаться и бабушка позвала всех ужинать. Наши с Петькой жареные караси были съедены со скоростью звука. Во дворе заливался лаем счастливый и довольный Шарик. Петька больше не обижался и не злился, а только изредка подмигивал мне, напоминая о нашей тайне.
Я тоже на него не обижалась. До конца лета было еще очень далеко. А вдруг Петька не возьмет меня больше на рыбалку, и я больше никогда не поймаю ни одного карпика. Обязательно поймаю, и тогда уж погоди же, Шарик, никакой тебе рыбки не видать, подумала я про себя, но вслух, конечно, ничего не сказала. Все, что произошло с нами на болоте мы с Петькой так никому и не рассказали, твердо держали свое детское слово: никому, ни-ни...