Обернувшись пчелой, Бог ужалил меня в щеку.
Инстинктивно ударив, я чуть не убил в себе Бога.
Чрез мгновенье, разумеется, понял, уже молил о прощенье.
Но, щека, надуваясь, горела. И я рассердился.
Я сказал: «Есть же совесть, неужто Тебе не противно?.. -
И подставил другую. – На… сумей-ка, попробуй!.. -
Вмиг… укус на другой. - Вот, те на... Ты игривый?..
Получи же!..» Вторая щека краснеет,
И тотчас… вопль о пощаде.
Вне себя, не внимаю. «Как Ты можешь?!.
Вот, шпага… веревка… А вот, пистолька…
Разбирайся потом, кем служил Тебе, Боже…
Я уйду… Не к Тебе – к Твоему Антиподу!
Не гореть – сквернословить буду в Твой адрес!
Подбивая людей против самых прекрасных истин,
на крестовый поход против заповедей Христовых,
святотатством своим я оттуда меж ними прославлюсь.
И оставят Тебя, и забудут, совсем забудут!
Опустеют высокие Храмы Твои и Церкви,
оплетут алтари да амвоны одни лишь паучьи сети…
Ты представь: как под сводами их одни лишь летучие мыши,
скаля мерзкие хари свои, распевают и псалмы и гимны.
Ты представь: не Тебе – а кому-то совсем чужому
на закланье ведут и священных быков и младенцев.
На златого тельца умолившись, повсюду его прославляя,
меж собою грызутся, стреляют, в угоду ему убивают.
Погибают народы. И снова в палящей пустыне
Принужден Моисей с тем же стадом своим скитаться,
чтоб исполнить… А что?.. уж не помнит, не знает…
Ну, теперь понимаешь, куда завело Тя упрямство?..
Поскорее сними-ка мне боль с этих щек горящих,
остуди, вырви жала… и больше не смей прикасаться!
Лишь тогда обещаю спокойно во всем разобраться,
и простить, и оставить, как есть, заведенный Тобой порядок».