Памяти покинувшего сей мир Владимира Вольфовича...
Все совпадения глубоко случайны)
Пролог.
В каморке старого Вольфа
чего только не хранилось:
от клюшек для мини-гольфа
до стёртых в конец винилов;
не то чтобы для коллекций,
а так, ну на всякий случай –
трибуна для умных лекций,
бутылка с дерьмом вонючим,
полено… мужик смекалист,
рукаст, головаст, не болен,
но… сбился с маршрута аист,
что носит детишек голых
по хатам и по квартирам…
стамеска с коловоротом
ржавели в углу, за ширмой,
пото’м их смочили по’том
и к жизни вернули мирной...
стругать – не чинить компьютер,
тут много ума не надо…
была бы в каморке Mutter,
рожала бы до упада;
а так – из-под рук папаши
явилось, на радость людям,
дитё, с многолетним стажем
трепаться о том, что будет,
когда ему… впрочем, ныне,
он мал и соплив, зараза…
Володькой назвали сына
и плюнули, чтоб не сглазить.
Из бука мальца точили –
такие под ветром стойки;
он мудр, как поживший филин
и шустр, как любовник в койке.
А холст с очагом, на нише,
Володька испортил носом,
но… в люди пока не вышел,
поскольку родился босым.
Однажды, под хмурый вечер,
Вольф в двери ввалился: “Папа,
озябли худые плечи…
где куртка, седой растяпа?”
“Вот азбука, лук, одежда;
история ждать не будет…”
И двинул шустряк-невежда
быстрей пробиваться в люди.
Часть I.
Жить Волфычем Эйдельштейном
не жаждал пацан из бука;
коллеги в цеху литейном
сожгли бы немедля, суку.
Поэтому, справил ксиву
с фамилией итальянской –
заманчиво&красиво,
и страшно /а вдруг он, гангстер?/
Исакыч мечтал о школе,
которую кончит Вова;
усилием твёрдой воли
постигнет наук основы.
Прославит себя и город,
вернётся сказать “спасибо…”
известно, не тётка голод,
и наш деревянный киборг
в харчевню свернул, где запах
рвал ноздри, как инквизитор
/ни сольдо не выдал папа
несчастному Жиринито/.
Объедки, когда-то тоже,
являлись цивильной пищей
и Вовка, с довольной рожей,
примкнул к коллективу нищих.
Когда же пришла усталость
от “убранной” наспех снеди,
вздремнуть захотелось малость,
склонив на плечо соседа
кочан свой безмозглый… в дрёме
он слышал, как кто-то властно
командовал: “ Эй, на стрёме,
закройте скорее пасти
и окна…” Несчастный Вова
в кувшин угодил от страха,
где смесью тунца и плова
испортил портки с рубахой.
Те двое – слуга Чубастьо
и Дон Ельционе /Беня/
под виски, шашлык и пасту
считали “кто должен денег,
и что-то про некий ключик,
про холст с очагом в каморке,
про дверь, за которой кучи
сокровищ и бабок с горкой”.
Придурок наш вякнул глухо,
как эхо, из недр кувшина:
“Я “грею” за вами ухи
и смею сказать, что сыном
являюсь того папаши,
который холста хозяин,
но вынужден жрать парашу…”
“Сынок, предоставим заем,
причём в золотых монетах
в обмен на одну услугу:
ты будешь молчать об этом –
ни слова, врагу и другу!”
Флорины звенят и пахнут
в дырявом кармане Вовы…
пока не спешите ахать,
товарищи острословы!
Часть II
Прорыв сей из грязи в князи
осилит не каждый мачо,
а тут и деньга’, и связи,
и бодрый пинок в придачу.
Смеркалось… дорога к дому
вилась озорною змейкой;
шёл Вовка, мечтой ведомый,
известный герой ремейка.
И всё б ничего, но урки
прознали о гонораре;
Лужок и его Батурка
работают долго в паре.
Звон злата бандитов манит,
но грабить дитё негоже,
поэтому у обмана
такая святая рожа.
Слепой и хромой кошара,
лиса /молью мех изъеден/,
решили “бомбить на шару”
того, кто отнюдь не беден:
“Подайте нам, Христа ради,
убогим, больным и сирым;
нас сбил грузовик на МКАДе,
сгорела дотла квартира.
Слоняемся по европам,
шале без тепла и света…”
“Идите, скитальцы, в @опу,
я сам только с парапета;
к тому же, мой мозг из бука
и с жалостью не дружу я…”
Нет золота в рваных брюках
у маленького буржуя;
но речь его, будто камень
засунули в пасть скотине…
подвесили вверх ногами,
стучали дубиной в спину,
но челюсти на шарнирах
не кости людишек жалких…
вдруг стихла команда “вира”
и плюнул сквозь зубы сталкер*:
“Пускай повисит на рее,
авось приоткроет ротик,
а мы подберём “трофеи”
без лишних проблем и пота”.
Устав от работы нудной,
подельники скрылись в роще...
а что с нашим парнем будет?
Спросите чего попроще…
______________________________
*здесь: преследующий кого-либо
Часть III.
Дочь северного патрона,
столичная шоу-дива,
мечтала тайком о троне,
но очень была ленива.
“Дом” бросила, не достроив;
болталась по разным “тусам”
и втайне ждала героя,
не хлюпика и не труса.
Чу! Лает собака звонко
близ дуба, что на опушке…
подвесили ребятёнка,
как ёлочную игрушку.
Собчана /сиречь Тереза/
имеет к сиротам жалость
и, толстый канат отрезав,
в объятьях полено сжала.
Ходили и раньше слухи
о странных делах столичных:
юнец охмурил старуху,
бабце с кобелём приспичит,
но… чтобы с бревном да в койку –
такие вот нынче нравы…
мальчишка казался бойким,
без комплексов и без правил:
свой нос применял умело,
доставив немало счастья
скучавшему долго телу
и вольной душе собчачьей.
Начитанность нашей дуры
давила на Вовку прессом:
уроки литературы,
игра в многоактных пьесах
мешали дальнейшим планам
по поиску приключений…
он заперт опять в чулане
/за кражу халвы с печеньем/,
но думает о свободе,
о бизнесе и о папе…
сквозь сон показалось, вроде,
как некто шепнул: “Растяпа,
есть лаз в потолке, у входа –
беги за летучей мышью
туда, где сама природа
богатством и солнцем дышит”.
Ужасно спала Собчана
без маленького героя;
чем свет, подошла к чулану
и думала: дверь откроет,
как бросится к ней с мольбою
негодный, но милый Вова…
волчицей уставшей воешь,
не вымолвив даже слова.
А тот, прибавляя скорость,
трусит по лесной дороге…
так в люди выходит поросль,
стирая до @опы ноги.
Часть IV.
“В Стране Дураков /здесь рядом/
есть Поле Чудес, где Лёня
пасёт не овечек стадо,
не садит кусты паслёна –
он Шеф Барабана. Крутит
судьбой игрока удача
и хочется всем, до жути –
богатства! А это значит,
что едем с тобою, Жирик,
на съёмки за…пять монеток,
которые ты затырил
под кучей земли и веток”.
Так молвил Лужок при встрече
со спасшимся мальчуганом,
но сальные эти речи
слегка подкрепил наганом,
а стерва Батурка шустро
обчистила все карманы
и… ужин из свежих устриц
невинным почил обманом.
Связали и, бросив в омут,
исчезли в ночном тумане…
Матвилла скучала дома,
но прятала ключ в кармане,
который откроет дверцу
и будет кому-то счастье…
в груди земноводных сердце
живёт без особой страсти:
то прения, то дебаты
в протухшем насквозь болоте;
тут каждому гостю рады,
который не “за”, не “против”.
Круги по воде прервали
ворчание старой леди:
свалился сучок на Валю
и был он слегка объеден
бобром, что чинил плотину,
разрушенную намедни,
а рожа в зелёной тине
испортила вмиг обедню:
“Лет триста я в федералах,
в министрах и прочей жиже,
но чтобы бревно орало
и матом ругалось? Ближе
садись к черепахе, милый,
испробуй лягух и мидий;
ещё пригодятся силы
отмстить за свои обиды”.
Поведал ей, будто мамке,
о бедах и приключеньях;
о том, как запрыгнул в дамки,
и как тяжело в ученье.
О старом холсте, о бате,
мечтающем жить в достатке;
о кошке с лисою...“ Кстати,
гулял старикашка гадкий
вдоль берега… выпал ключик,
такой золотой и яркий…
наверное, будет лучше
тебя отпустить с подарком –
авось, совершится чудо
не в поле, а в отчем доме…
а я тебя помнить буду
во здравии, да и в коме…”
Спешит озорной мальчишка
навстречу ветрам и стрессам;
пока невезучий слишком,
но тем он и интересен.
Часть V.
Неужто опять бедняге
судьба подложила хрюшку,
а финиш печальной саги
отнюдь не за той опушкой,
где слышится смех и гомон
весёлых зверей и кукол?
В гостях хорошо, но дома
уютнее всё ж… профукал
он синюю птицу счастья…
весь в мыслях, довольно мрачных,
в харчевню свернул, где пасту
опять уплетали смачно
Чубастьо и Ельционе:
“Ты вычислил, Толик, хату,
где старый шлимазл в притоне
всех кроет отборным матом?
Как только добудем ключик,
то двинем на штурм квартиры…
и где этот потрох сучий,
что должен за наши лиры
нам путь указать к успеху?..”
“Тупик Муссолини, восемь;
а ключик, через прореху,
скатился в трясину… спросим
Матвиллу, она там рулит.”
На том порешили… Вовка,
тем временем, мчался пулей
на склад, где в кредит винтовки
и прочие причиндалы
ссужал отставной вояка;
он даже припас медали
на случай победы в драке.
По ходу своих скитаний
друзьями оброс брателла;
поэтому, как “Титаник”,
нагруженный до предела,
отчалил в пенаты к бате,
который уже не чаял
дожить до своей зарплаты.
И не было даже чая
в шкафу, где сквозняк и плесень…
нет времени на разговоры,
поскольку бандитов песни
уже повторяли горы.
Воздвигнуты баррикады,
флагшток и “врагу ни пяди!” –
всё дышит огнём и смрадом
/успели буквально за’ день/.
Часть VI.
Что значит – язык подвешен:
герой наш, хвала Аллаху,
втянул в настоящий экшен
и, где-то, толкнул на плаху
всех тех, кто имел несчастье
с Володькой столкнуться, как-то…
кипят близ каморки страсти
и нет в документах пакта
о мире, что мог отсрочить
войну за… пока что руки
не рвали холсты на клочья,
а пальцы сгибались в кукиш,
направленный к Ельционе…
последний спешил к болоту,
где вместе с лихим ОМОНом
расстреливал с пулемёта
кувшинки, лягушек, тину…
Матвилла залезла в панцирь,
поэтому взять скотину
совсем не осталось шансов.
“Давай к тупику, Чубатый;
Вольф сдох и я дал команду
оформить на брата хату,
который лет восемь в банде
риэлторов чёрных…” Толик
метнулся собрать в дорогу
патронов, одежды, соли
и баксов, хотя б немного.
Знать, где подвернёшь копыта,
стелил бы тюки с соломой;
а нынче – лежишь убитым
иль, в крайнем случа’е, в коме.
Враг твой, от злорадства пьяный,
куражится на погосте;
венки на могиле вянут,
в земле догнивают кости.
К чему я? Погиб в засаде
весь цвет воровского клана…
Володя собрал камрадов
и вывалил кучу планов
по вскрытию тайной дверцы,
возможной делёжки денег,
банкета для лучших “перцев”
на по’минках Дона Бени.
Ход к счастью копали предки
Исаака /но не Ньюто’на/;
они ошибались редко,
поскольку талантом оным
сам Бог наградил евреев,
к тому же язык подвесив
к мозгам, как галун к ливрее.
По всем городам и весям
размножилось божье семя,
плодя сверхпрактичный разум…
приспело и Вовке время
подняться над миром, разом.
Всё’ позже – бабло с почётом,
ЛД, эпатаж и Дума,
пока же тоннель: “Ну, чё там,
не видно роскошеств ЦУМа?
Вован, после битв жестоких
хотелось накрыть “поляну”
и трескать за обе щёки,
а мы тут…” “Трендеть не стану,
но финиш буквально скоро…”
Сверкнули огни рекламы
и взорам открылся город,
наверное, лучший самый:
весь в зелени, тротуарах,
фонтанах, оркестрах, свете;
гуляют под ручку пары
и платья колышет ветер.
А деньги? Их нет в помине,
поскольку не много надо
девчонкам в пикантном мини
и мачо с горящим взглядом.
Любовь-губернатор правит
здесь бал… зажигает свечи,
чтоб ночью зарыться в травы
и греть дорогие плечи.
***
Всем счастья – убогим, сирым,
родившимся из-под рубанка;
спалившим врагов мундиры,
утратившим деньги в банках.
Партийным и без билетов,
ботаникам и судимым,
сошедшим с ума поэтам
и многим другим… во имя
исхода героев в город,
где распри почили в бозе,
я сотку залью за ворот
и Таньке вручу мимозы.
Конец фильма)
14 марта 2018 года
Санкт – Петербург