Баллада о женской улыбке

Владимир Романов 9
Я  прожил  век  и  стал  невзрачным;
Мой  мир  поблек,  стал  глух  и  нем.
Душа  в  груди  -  в  смятенье  мрачном
От сотен  жизненных  проблем.

Искал  ответы  на  вопросы  -
Проблем  глобальных не  разгрёб.
Проблемы  вздыбились  в  торосы,
От  них  спасенье  -  только   гроб.

Друзья  ушли,  кто  жив - «далече…»
Не  почивать,   пора  почить…
Намёки  ясны  -  марш на  печку -
С  сверчками  лясы  поточить.

В  их  хор  вливаюсь  я  солистом.
Гортанный  бас,  как  львиный  рык.
Им   нравится  мой  храп  с  присвистом,
Торчащий   анкером  кадык.

Но  раз  сверчки  прострекотали:
«Слезай-ка  с  печки,  старый  Хрыч,
Беги,  чтоб хвори   тут  остались…
Беги  скорей -  не  ной,  не  хнычь!».

И  я,  отверженный  невольник
Дивана,  тапочек,    пижам,
Вдруг  встрепенулся,  словно  «стольник»
Мне  Бог  послал  для  куража.

На  миг  забыв  про  все  недуги,
Перешагнул  через  порог,
Пошёл  размашисто, упруго
Я,  под  собой  не  чуя  ног.

Постичь,  конечно.  хочет  разум -
С  каким  же  таинством  «пролог»:
Как  так  - исчезли  хвори   разом,
Как  только  вышел  за  порог?

Такое  даже  Авиценна
В  «Каноне…»  не  упоминал.
А  он  был  доктор  «офигенный». 
Ну  что  ж,  что  памперсов  не  знал?!

И вдруг – о,  чудо! -  мне  навстречу
Видение  сам  Бог  послал.
Остолбенел,  лишился  речи,
Такого  с роду  не  видал!

Шажок-другой -  «картина   маслом»:
Штришки, мазки, -  и  мир возник;
Нашлось  в  нём  место  детям  малым
И    в  середине  женский  лик.

Трёхлетний  сын,  посланец  рая,
Во  чреве  -  дочь,   в  коляске  - принц.
Квартет  их  душ,  вокруг  витая,
Ткёт  симбиоз  счастливых  лиц.

«Прорисовалась»  вся  семейка   
И  тут  я  начал  понимать:
Идут  к  фонтану  по  аллейке
Мал  мала  меньше,  с ними  мать.

Ступая  мягко  и  пластично
И,  озаряя  мир  вокруг,
Улыбкой  нежной,  органичной,
Внушала,  будто  я  им  друг.

Не  воссоздать  сию  картину,
Ни  фимиамом  воскурить.
Сошлось  в  улыбке  воедино
Всё,  чем  возможно  одарить:

Любовь,  игривость,  вдохновенье,
Доверие  и  доброта,
Взгляд  лучезарный,  откровенный,
Души  парящей  теплота.

Струясь  тончайшим   ароматом,
Свет  радугою  распушив,
Мне  полнит  счастия  нектаром
Все  фибры  старческой  души.

И  детский  лепет  «мама -  мама»,
Их  чистый  непритворный  шарм-
Как  чудодейственным  бальзамом,
Врачует  всё  сей  Божий   дар.

Поэт  назвал  бы  наважденьем,
Другой  крутить  стал  б  у  виска.
Врач  укрощал  б  сердцебиенье…
И, в  общем,  стало  всё  не  так:

Года,  видать,  сокрыла  ретушь,
На  сердце  сгладились  рубцы;
Исчезли  от  врачей  запреты,
Как  капли  утренней  росы.

Душа  моя  затрепетала.
В  сердцах  издал  невнятный  стон…
Тут  ангелочки  нашептали:
«Старик,  ты  кажется,  влюблён!».

Я,  ставший  на  край  жизни  зыбкий, -
Представьте!  -   заново  воскрес!
Сияй  - О! ЖЕНСКАЯ  УЛЫБКА!  -
Великий  животворный  «стресс»!.

С  улыбкой   женщина  прощает,
И  с  ней  же  нас,  мужчин,  корит;
Душою  нежной  восполняет,
Что  в  нас,  в  мужчинах, дефицит.

Нам  не  постичь,  мужчинам,  женский
Загадочный  манящий  мир,
Сложить  улыбке  гимн  вселенский 
Под  звуки  сладострастных  лир.

Пусть  нет  отваги  той  и  силы,
Не  опалит  мой  жар  души.
Достаточно  улыбки  милой -
Ради  неё  и  стоит  жить!

          ПОСЛЕСЛОВИЕ

И что  ж  Всевышний  тут  наметил,
Устроив  это  рандеву?
Желаете,  чтоб  я  ответил?
Пожалте  -  дам  вам  интервью:

Старик  и  мать,  детишек  трое,
Мне  Эротом  «заказан»  пир…
Возврат  опять   в  проблемный  мир…!?
Ну  чем  не  дар  данайцев  Трое!?

Боюсь  я  марша  Мендельсона,
Как  продолжения  чудес:
Не  воспарить  мне  в  невесомость,
Не  одолеть  в  мужья  мне  тест.

Жизнь  ужимается  колечком.
Пришёл  конец  моим  мечтам.
Я  возвращусь  назад  на  печку-
Хоть  подпевалою! – к  сверчкам.

Для  индивида  жизнь  конечна…
Смерть!  Ты  на  тризнах  задержись –
Пусть,  утверждая  жизни  вечность,
Цветёт  улыбкой  женской  жизнь.    Буду  рад  рецензиям  и  отзывам