Когда во тьме ночной становятся все тише
Оставшись за окном все запахи и звуки,
И дождь, ручьем сбегая по пологой крыше,
Всю ночь вздыхает, робко ищет чьи-то руки,
Привычно поднятые, согнутые в ковшик,
Что так тихонько обнимают и ласкают,
В ладони детские он не вернется больше
И не прольется между пальцами стекая.
И нет в саду скрипящих подвесных качелей,
Взлетавших выше ветхих чердаков соседских
И выше с рощею сливающихся елей,
Среди берез стоящих молодых и редких.
Но, как же пусто, одиноко, грустно, жутко,
Зачем ни для кого стучать о подоконник
И не касаться окон больше мокрой стружкой,
У стен глухих, дежуря по ночам бессонным.
И пустота прожгла насквозь фантомной болью
Частички памяти счастливым детским смехом,
И пыль на мутно-блеклых окнах с едкой солью
Не стала, нет, помехой солнечному свету.
С трудом поняв, что в доме старом нет хозяев,
Раздавлен одиночеством дождь и покинут,
Мгновенно с удивлением он замолкает,
Узнав, что всеми, кто любил его, отринут.
Он замкнут тупо в ограниченном пространстве,
Он сломлен липкой тишиной, и предан ложью,
Растратив праздно жизнь в унынье и мытарствах,
Один ушел он в пустоту по воле божьей.
Но вот рассвет рисует на стекле росою,
И гроз весенних рокот над садами слышен -
Я двери открываю в дом родной весною:
Земля и небо снова жизнью новой дышат.
Икона божьей матери под рушниками,
От стен давно остывших - холод и забвенье,
Портрет с когда-то молодыми стариками
Сжимают сердце острой болью на мгновенье.
И время, нарушая все законы жизни,
Меня уносит в мир воспоминаний детства
Когда у бати на руках мы вместе висли,
Дождавшись с поля, что пахал он по соседству.
Мне слышен голос мамы молоко несущей,
Букет черемухи из собственного сада
На чисто скобленом столе стоит большущем,
И сестры с младшим братом будто снова рядом.
И вновь раскрыв дождю шершавые ладони,
Впускаю шум его в тоскующее сердце,
И слышу, как душа моя от счастья стонет,
Когда открыты настежь двери в доме детства...