И всё-таки я решился объединить свои воспоминания об этом предмете в одном повествовании. Причиной тому стала одна реплика, одной весьма и весьма хорошо знакомой мне дамы.
Нет больше – как-то воскликнула она мне – джентльменов, исчезла былая галантность и элементарная воспитанность у мужских представителей современности. Одни уроды, сплошные уроды.
Я огляделся вокруг, будто почувствовал, что в чём-то испачкался, что-то сделал не так, странное чувство вины, когда ты почти согласен с порочащим весь твой вид высказыванием и не можешь ничего изменить. Помнится, тогда я крепко призадумался, и вот именно в тот момент я и собрал все эти воспоминания в одну кучу, еще раз перебрал, изложил на бумаге, перечитал и выбросил в урну скомканный листок, исписанный неровным почерком этих воспоминаний. Потом зачем-то достал, и еще раз просмотрел все эти отрыжки памяти, когда-то пережитые мной и сделавшие из меня обычную уродливую особь мужского пола.
Первое и самое далёкое на временной линии жизни было, пожалуй, самым безобидным.
То было, прелестное утро, поздняя весна, трель птиц проникала глубоко в душу и трепетно поднимала настроение. Я заехал за ней, припарковался и ждал её выхода. Прекрасная, милая, улыбчивая, с легка вздёрнутым носиком, с ровными, длинными и черными, как смоль волосами, она выплыла из парадной, полная грации и женственности. В силу своего воспитания, или может так, покрасоваться захотелось, поиграть в галантность, я обежал машину, открыл пассажирскую дверь и элегантно пригласил её внутрь. Она воздушным движением тела приземлилась на переднее сиденье, и мы тронулись. Самое начало познания друг друга, третье или четвертое свидание, точно не помню, но то самое, когда симпатии обнажены, и начинается изучение партнёра и довольство совместными моментами. Слова бегут за словами, фразы и обсуждения, и вдруг, бац, как лезвие бритвы, которым ты неожиданно порезал щеку, бреясь с утра, хамство, обычное хамство из её ангельских уст, слегка приправленное матом, и мои ушки, как у загнанной уличной шавки изгибаются назад, а взгляд теряет былой блеск и растворяется в тумане неопределенности и равнодушия.
Иной случай, уже вечер, лето. И ничего нет прекраснее того июльского воздуха, когда ушло солнце, а он обнимает всё тело приятной прохладой, заполняя мгновением счастья всю душу. Тот самый момент, когда тебя ещё греет ушедший жёлтый шар и какими-то непередаваемыми ощущениями заполняет вечерний сумрак. И опять я жду, и всё также в машине. Второе или третье свидание, что-то снова в самом начале, когда мы эмпатичны друг к другу, вслушиваемся в души и говорим ими же в ответ. Непосредственная во всех своих изящных движениях, ласковая на вид, приятная взором и такая тёплая, как весь тот прекрасный вечер, она вылетела из подъезда. Я обежал машину, и, по тем же причинам, непринужденно открыл ей дверь и пригласил внутрь. Мы прокатились по вечерне-ночному городу, много общались, приятно и сладко. Решили продолжить. Я оставил машину, и мы приземлились, как две воркующие птички в одном из уютных баров в самом центре нашего дивного и «белоночного» города. Как прекрасно мы открывали наши окна, впускали ветер друг друга и почти любили, любили словами, целуясь глазами. Сказка закончилась, когда она напилась, скабрёзные речи заструились фонтаном, что плескались из её пышных губ, и мат, вам, пожалуйста, и какие-то глупые возгласы, и в итоге, заблёванное такси, и мой потерянный взгляд, смотрящий в далёкий туман восходящего утра, полный неопределенности, и такой замёрзший, и такой безмолвный.
А тут уже было дело зимой. На улице очень, ну честно, очень, очень холодно. Много ниже нуля. Но красиво, чёрт возьми, до дрожи красиво. Легкою изморозью окутаны ветки деревьев, белоснежное одеяло стелется блёстками, отражая приятное чувство радости внутри. Превосходно, но холодно, но из машины всё больше и больше превосходно. Я снова жду. Второе свидание. Чудесно провели первое, и я почувствовал тепло, уютное, хорошее, приятное, родное тепло. Она вышла, шубка, сапожки, шапочка с изящным помпоном, и синие, чисто синие глазки. Я обежал машину, открыл ей дверь, и она с улыбкой укуталась кожей сиденья. Мы катались, общались, перекусили, и даже помнится, сходили в театр, так, случайно оказались. Что-то в нас громко кричало о взаимной симпатии, что-то требовало разрыва шаблонов, принятых норм и обычных устоев. Второе свидание, а родственность душ сходила с ума. Взаимность бурлила, всё бушевало и требовало внутри. В какой-то момент, я ведь даже не заметил в какой, её пышные волосы обняли руль, и голова исчезла под ним, двигаясь ритмично и цинично. Второе свидание, какой-то горечью, такой же холодной, как уличный ветер наполнилось моё сбитое с толку джентельменское отношение к прекрасному полу.
И теперь, перечитывая вновь и вновь эти воспоминания, я скомкал и без того уже скомканный лист и бросил их прочь, пытаясь забыть. И вот, я сижу в тёплой машине у новой парадной, у другого подъезда.
Кошкой, грациозной и изящной кошкой, она подошла к машине и встала у пассажирской двери. Я не стал обегать, не стал быть галантным, исказился в ухмылке, протянул правую руку и открыл дверь изнутри, приглашая её внутрь. Она не села, простояла секунд двадцать и исчезла в тихой глуши вечернего безмолвия.
Я почувствовал, как чётко звучит слово урод, что я он и есть, но эта уродливость досталась мне с опытом, и может то к лучшему, что я не обежал машину и не открыл ей дверь, а может она и есть та единственная, которой надо было открыть эту долбанную дверь…
SH