две точки на ординате,
независимо от координат
были бы ближе теперешних нас,
не всегдашних;
я становлюсь непонятен
и платен,
ты – совершенней и легче делишь исчерченный лад
на тон и чуть больше него;
опасаешься дат и досад,
но становишься лишь бесстрашней.
ушли полугодия. с ними проследовал дух
несдержанных рук, вечеров, нарядов, книг,
готовности быть, предметности слов;
нам нынешний век вверяет в возможность слух –
мы слышим теперь планету, метро, телефон и миг;
объявляем с трибун адреса любви и снов.
дышит асфальтный пласт. мечется осень в бетоне.
гордыней проносится день,
предсмертием шаркает ночь;
я становлюсь синхронен
с соседским будильником,
донен –
придя мигрень,
и лишившись к сумеркам почв,
из горла поглощаю скотч.
жизнь обращена к нам с экранов,
человек – в записи камер,
и непременно на фоне
озабоченно снятых лиц;
ты, просыпаясь рано,
покидаешь дом нежеланной –
мы сухими, умолкшими ртами
не всесильные боле,
забывая дыхание, сбивая усталь частиц.
ссохлась обитель прежнего,
растратила формы, прелесть прочтения, речь:
выдохся май, подобно империи;
нас очертило рубежное –
век отсечения, век – котельная печь,
бессильные коему, мы,
обнажаем свои артерии
дейтерию –
пресыщению и безверию.