дежурный сантехник выходит на связь
и в черную трубку хрипит, осердясь,
не как золотарь, но разгневанный князь
на слуг вороватых и подлых,
что скоро дерьма предсказуемый вал
затопит страну, как вот этот подвал,
что зама префекта в гробу он видал
со всею чиновничьей кодлой.
что мерзкий, читать разучившийся сброд,
живущий на якобы нищенский МРОТ,
намеренно гадит, немеряно жрет,
что клал он на власть и контору,
что трезвый сантехник, как пьяный факир,
не вправе спасать утопающий мир,
который, скорей, не театр, но сортир,
и люди в нем… нет, не актеры.
присев на латрину и смыв за собой,
выходят жильцы разномастной гурьбой:
продажный писака из тридцать седьмой
с какой-то накрашенной стервой,
мамаша с оравой сопливых щенят,
которые мало, что гадят – галдят,
и как по команде – ну надо же, б лядь! -
носы зажимают на первом.
не в силах осмыслить начало конца,
старуха выводит на выгул юнца,
(который по счету? тупая овца,
какая-то бывшая прима).
поддатый Паэт, худощавый Кощей,
проникший с похмелья в природу вещей,
хлебнет из горла за помин палачей
уже обреченного Рима.
пусть будет, как будет, спасенья не жди,
все станет землей: племена и вожди,
руины империй омоют дожди,
и все повторится сначала.
скажи мне, сантехник, любимцу харит,
ответь не по лжи, как квириту квирит -
какого рожна он все это творит?…
но в трубке гудки и мычанье.